Ли Шаохун

Ли Мэй, 24 года, каждое утро протирала пыльные полки в книжном магазине «Зелёный фонарь» на окраине Чэнду. В пятницу, разбирая коробку со списанными изданиями, она наткнулась на потрёпанный дневник 1978 года с пометкой «Линь Юй» на обложке. Внутри — рисунки шелковичных ферм и записи о пропаже работниц. «Сяо, ты слышал про бунт на фабрике в районе Цзиньцзян?» — спросила она коллегу, перебирая страницы с пятнами чая. «Брось, — фыркнул Ван Сяо, заклеивая коробку скотчем. — Там сейчас торговый
Ли Жоу, сын гончара из переулка Циньхуэй, каждое утро крал кусочки угля из мастерской отца, чтобы писать стихи на обрывках рисовой бумаги. Его пальцы, испачканные в синей керамической глазури, дрожали, когда он прятал строки о осенних дождях меж горшков для ферментированных соевых бобов. "Опять стихи вместо работы?" — хрипел отец, швыряя в него мокрым комком глины. Ли Жоу убегал на рынок у канала, где старьёвщик Мэн брал его тексты в обмен на потрёпанные сборники Су Ши. На мосту
Знаешь, иногда попадаются фильмы, после которых ты сидишь в тишине, а в голове — будто фейерверк из обрывков мыслей. Вот эта картина... Она как сон, который снится наяву: то ли реальность, то ли фантазия, а грани так и тают, как сахар в чае. Помню, как зрительски спотыкалась о первые кадры — непривычно медленно, почти душно, но потом вдруг проваливаешься в этот мир с головой, как в омут. Там всё — краски, которые, кажется, пахнут. Алый шелк, отсветы свечей на старых стенах, тени, что шепчутся