Елена Жигаева

Алиса, 23 года, просыпается в трешке на Котельнической набережной — от звонка Виктора. *«Через час у Савой»,* — бросает он в трубку, не здороваясь. Она наливает вчерашний кофе в потрескавшуюся кружку с детской надписью «Любимая дочь», пока лифт с скрипом поднимает соседку-пенсионерку. В «Turandot» Виктор, поправляя часы Patek Philippe, цепляет взглядом её новый маникюр: *«На красный похоже?»* —
Ох, представляешь ситуацию: две бабушки, каждая с характером, как два урагана в одной квартире. Внук остался без мамы, папа в тихом отчаянии — и вот они, как орлицы, кружат вокруг мальчишки, готовые ради звания «самой-самой» даже борщ варить втрое сильнее обычного. «Моя внучок!» — «Нет, мой!» — и так по кругу. До слёз смешно, но и сердце щемит: ведь всё это — от любви, хоть и в гипертрофированной
Представь: заснеженный канун Нового года в каком-то забытом богом приморском городишке. Тусклые гирлянды мигают через раз, сосульки с крыш — как слезы замерзшей тоски. И вот тут-то появляется он — Виктор, этакий мажорный столичный гость, который зашел в местный магазинчик за сигаретами от скуки. А за прилавком — Любка, девчонка с глазами как у заблудившегося олененка, в кофте с потрепанными
1941-й. Под Москвой уже рвутся снаряды, а я, зеленый лейтенант, даже толком не понимаю, куда меня занесло после отступления. Ночь как чернила — хоть глаз выколи. Набрел на покосившуюся избу, думал, пустая. Завалился на лавку, не снимая сапог — ноги будто свинцом налиты. А утром открываю глаза... и обомлел. Вонь перекиси, шелест бинтов, а вокруг — одни девчонки в гимнастерках. Медсанбат,