Дмитрий Герасимов

Представьте себе Ярика Дрозда — ну знаете, такого тихоню-недотёпу из агентства недвижимости. Вечно в пиджаке на размер больше, бумажки теряет, кофе проливает на договора. И вот этого «офисного планктона» шеф вдруг отправляет в командировку — мол, купи-ка нам здание старого планетария, дело-то пустяковое. Ну Ярик и обрадовался, наверное: «Ура, хоть из кабинета вылезу!» Ага, щас. Не тут-то было. А в это же время, в том же городе — представляете? — объявляется ещё один Дрозд. Только не пищащий
Представьте себе: обычный издатель Валерий Кудрявцев как-то вечером заваливается на светский раут — ну, знаете, эти посиделки с шампанским и напускной интеллигентностью. А там — сеанс спиритизма, и такой, что волосы дыбом! В центре всего — ослепительная красотка-медиум Лидия Романовская-Богарне. И вот Кудрявцев, скептик до мозга костей, вдруг видит... нет, вы не поверите! Самого Эжена Богарне, генерала Наполеона, будто вспышкой молнии врезавшегося в реальность. И понеслось: его жизнь за пару
Знаешь, как бывает под Новый год? Все бегают с подарками, смеются, строят планы… А ты сидишь одна в тишине, будто выпал из этого праздничного водоворота. Вот и наша Вера Сергеевна — милая бабушка, которая уже смирилась, что очередной бой курантов услышит в компании только телевизора. Ну а что? Дети давно выросли, друзья разъехались — обычная история, правда? Но судьба, кажется, обожает такие моменты. Взяла да подкинула ей компанию, от которой даже самый скучный вечер взорвётся фейерверком!
Знаешь, есть такие истории, которые как ледяная рука за шиворот — вроде и оторваться не можешь, но мурашки по коже. Вот как эта. Максим — московский айтишник, заткнутый за пояс всеми этими кодами и дедлайнами. А Маргарита — медсестра из захолустного Сырого Яра (да-да, такое реально существует, я проверял на карте!). Когда-то между ними вспыхнуло что-то яркое, даже сын остался... Но жизнь раскидала: он — в столичной суете, она — в больничных коридорах с запахом хлорки. А потом началось. У
Представляешь, жил-был Федор Лосев — художник из захолустного Лобнинска. Не Пикассо, конечно, а так… рисует пейзажики для местной галереи, которые даже бабушки на поминки не берут. Жизнь — как заезженная пластинка: мастерская с протекающей крышей, вечный недоезд на выставки в Москву и это гложущее чувство, что талант, может, и был, да куда-то испарился. Держался, говорят, только за Лену — свою девушку, которая верила в него даже тогда, когда краски заканчивались раньше зарплаты, — да за отца,