Василий Панин

Знаешь, есть такие истории, которые как тихий дождь — вроде ничего громкого, но пробирают до мурашек. Вот смотришь: дед с внуком у костра, темнота вокруг, а за ней будто сама история дышит. Говорит старик о войне — не пафосно, не для учебника, а так… будто перебирает старые фотографии в памяти. «Тут, сынок, в 42-м…» — а у самого голос дрожит, словно листья на осине перед грозой. Я вот слушал и думал — как же они, эти люди, выносили такое? Воронежские леса, зима, немцы… Даже представить страшно,
Знаешь, есть такие истории, которые будто вырывают кусочек из души... Вот смотри: дед Прохор, ветеран, после войны остался совсем один — жена и дочь погибли, а он как путевой обходчик сорок лет топчет эти рельсы, словно пытается шагами отмерить свою боль. И всё у него — тишина, снега да бесконечные вагоны, проносящиеся мимо. Жизнь-то стала похожа на заброшенный полустанок — холодно, пусто, и даже память выцвела, как старые фотографии. А потом — бац! — встречает мальчишку, тоже Прошку. Совсем