Анна, в розовой куртке с оторванной молнией, каждое утро толкается в автобусе №47 до завода «Красный луч». Там, в цеху №3, она сортирует болты для тракторов, считая минуты до перекура, где соседка Галя шепчет: «Слышь, новый механик, Дима, из Питера — глаза, как у того актёра из сериала». Вечером у ларька с чебуреками Анна натыкается на него: Дмитрий, в засаленной спецовке, чинит мопед, бросает
В Ленинграде, 1980-й. Виктор Семёнов, главный конструктор КБ «Прогресс», сутками сидит над чертежами турбореактивного двигателя для нового истребителя. В цеху №4, где пахнет соляркой и свежей сваркой, Анна Петрова, инженер по топливным системам, ворчит, разворачивая бутерброд в газете: «Опять форсажную камеру переделывать? У меня дети неделю макароны без масла едят». Виктор, не отрываясь от
Джек Торренс, ветеран Корейской войны, моет лицо в ржавой раковине общежития завода «Мидвест Сталь» в Гэри, Индиана. Его сосед по комнате, Сэмюэл «Сэм» Риггс, чинит радиоприемник, ворча: *«Опять эти проклятые контакты отходят… Слухать охота матч «Янки», а не треск, как бочку гвоздей трясут»*. Джек молча затягивается сигаретой «Lucky Strike», глядя в окно на дымящиеся трубы. По вечерам они идут в
В кабинете цюрихской квартиры Владимир Ильич поправляет очки, перебирая письма от партийцев. На столе — чашка с остывшим чаем, коробка леденцов от кашля. Надежда Константиновна зашивает подкладку его пиджака, упрекает: «Опять до трёх ночи газеты читал? Шея опять заболит». За окном — февральские морозы 1917-го. Курьеры приносят сводки: забастовки в Петрограде, солдаты отказываются стрелять. Ленин
Джузеппе, сын трактирщика Карло из Ронколе, в восемь лет чинит поломанный спинет в церкви. "Слушай, парень, — бормочет органист Пьетро Байстрокки, — если не перестанешь трогать инструменты, тебя выгонят". В Буссето купец Антонио Барецци замечает, как юноша переписывает ноты при свече: "Завтра будешь помогать в конторе, но после обеда — занимайся своими аккордами". Милан, 1832:
В Севилье старый тореадор Маноло, с шрамом через левую бровь, пьет эспрессо в баре *La Sombra*. Рядом сидит британка Клара, в помятом твидовом пиджаке, листает газету с заметкой о пропавшем артефакте — кинжале XVIII века. «Вы видели это?» — тычет пальцем в фото. Маноло молча достает из кармана смятый конверт: та же фотография, но с пометкой *«Callejón del Beso, 12. Medianoche»*. На улице дождь
Лиззи, в заношенном платье с кружевным воротником, копается в старом сундуке на чердаке дома в Фолл-Ривер. Находит письма от покойной матери — чернила выцвели, бумага пахнет плесенью. *«Он отравил ее… как крысу»*, шепчет, разглядывая флакон с синим стеклом, спрятанный под дневником. Эбигейл, мачеха, стучит костяшками пальцев по перилам лестницы: *«Ужин остывает. Или ты снова ищешь призраков?»*
Даниэль, рыжеволосый подросток в потёртой кожаной куртке, каждое утро протирает стёкла в мастерской отца на улице Шпильгассе. Его подруга Софи, с татуировкой ящерицы на запястье, разгружает ящики с булочками в кафе *Zum Alten Stollen* — там висит портрет проповедника с холодными глазами, о котором шепчутся завсегдатаи. «Слышал, опять нашли разбитые витражи у Фраумюнстер?» — бросает старик в
В октябре 1914-го Адольф Гитлер, ефрейтор 16-го Баварского пехотного полка, таскает катушки с телефонным кабелем под Ипром. Его мундир пропах порохом и сырой землей, в кармане — смятое письмо от сестры Паулы: *«Мать болеет, продали корову...»*. В траншеях он рисует акварелью разбитую церковь, пока однополчане спят на ящиках из-под патронов. Капрал Фухс кричит: *«Чертова канализация, опять
В центре — Харви, продюсер с сигарой в зубах, устраивающий встречи в номере отеля *Мандарин Ориентал*. Сотрудницы вроде Эшли, его ассистентки, носят конверты с наличными и бронируют столики в *Cipriani* для «деловых ужинов». «Принеси контракт, мы всё обсудим за ужином», — бормочет он в трубку, пока камеры фиксируют, как девушка в платье от *Marc Jacobs* нервно теребит край скатерти. В перерывах
Люся, как её звали дома, росла в послевоенном Харькове на улице Пушкинской. Отец, Марк Гаврилович, чинил сапоги в мастерской за углом, мать, Елена Александровна, шила костюмы для местного театра. В коммуналке, где трескались обои в мелкий цветочек, девочка репетировала перед зеркалом из обломков — пела «Синий платочек», подражая Утёсову. «Опять наша артистка воздух пинает?» — кричала из кухни
Лена Гарретт, 27 лет, грузчица в порту Окленда, каждое утро начинала с проверки старого крана «Caterpillar-200». В ржавом ангаре, пропахшем мазутом, она спорила с бригадиром Томми: *«Если я зацеплю контейнер с южной стороны, мы успеем до дождя»*. Он ворчал, но отходил в сторонку, вытирая ладони о засаленные джинсы. По вечерам Лена забирала сестренку-подростка Элли из школы на раздолбанном «Форде»
