В маленьком приморском городке комиссар Лука Джентили, вечно невыспавшийся из-за ночных звонков дочери-подростка, расследует серию краж со странной деталью — на местах преступлений остаются старые кнопочные телефоны. Его напарница Сильвия Марчелли, в разводе и с привычкой жевать мятные леденцы во время допросов, находит в одном из аппаратов записку: *«Спроси у отца про Алессандро»*. Лука молчит,
Юко, мастер по ремонту кимоно из токийского района Асакуса, обнаружила в подкладке старинного одеяния письмо на русском языке. Чернила выцвели, но подпись — «Наталья, Владивосток, 1968» — осталась четкой. За лунным окном гудел кондиционер, а соседка-старушка, перебирая шелковые лоскуты, бурчала: «Опять клиенты мусор приносят? Выбрось, не отвлекайся». Юко спрятала конверт в коробку из-под моти,
Тан Фань, младший следователь из провинции Чжэцзян, коптил масляную лампу в казённой конторе, разбирая записи о краже парчи с правительственных складов. На базаре у лавки красильщика Хэ Линя он нашёл клочок ткани, пропитанный запахом ферментированных бобов, — тот же узор, что и на обёртках украденного товара. *«Кто кроме цеховых старшин знает рецепты краски?»* — спросил он у помощника Су Чжоу,
Лена, рыжая с татуировкой в виде змеи на запястье, ковыряла отверткой в панели ржавого терминала на заброшенной станции метро «Фултон». Декстер, ее напарник, в очках со склеенной изолентой дужкой, дергал проводку под потолком, чтобы запустить генератор. «Если вентиляция не заработает через час, нам конец», — бросила Лена, вытирая пот со лба грязным рукавом. Они искали фильтры для воды — старые
В лесу возле рыбацкой деревни Лия, девушка с татуировкой в виде волка на запястье, находит заржавевший меч в развалинах алтаря. Её дядя, Томас, плотник с обожжёнными пальцами, прячет клинок в тюке шерсти: «Королевские лазутчики уже рыскают у реки — они чуют железо». Через два дня Лию настигает отряд в синих плащах с выцветшим гербом льва; главарь, мужчина с шрамом через губу, хватает её за
Хелене, рыжеволосая девушка в потёртой кожаной куртке, переезжает из Хельсинки в домик на скалистом архипелаге — наследство от тёти-рыбачки. В порту Турку она сталкивается с Йоуко, местным гидом с шрамом на ладони, который шепчет: *«Ты не можешь убежать от воды, даже если закроешь глаза»*. В сумерках она находит в подвале коробку с письмами на шведском: адресованы некой Ингрид, подписаны
Прохор Громов, в потёртом сюртуке, разбирает бумаги в конторе отца на окраине Томска. На столе — расплывчатая карта таёжных маршрутов, пачки ассигнаций, перетянутых бечёвкой. «Данилу под лед пустили неспроста, — бормочет приказчик Семён, перебирая четки. — Шурфы у Собачьего яра золото показали, вот и пошли разборки». Прохор, не отрываясь от цифр в журнале, хрипло: «Завтра еду к якутам.
В июне 1940-го Шарль, в мятом кителе с нашивкой «Сражающаяся Франция», диктует секретарше текст воззвания к нации. Его кабинет в лондонском отеле «Коннахт» пропах табаком и чернилами — на столе валяются обрывки телеграмм от Черчилля. «Скажите им: каждый камень, каждый клочок земли…» — голос срывается. Жена Ивонна, поправляя шаль, шепчет: «Ты не спал третью ночь. Хоть кофе выпей». За окном гудят
Ли Мин, парень в засаленном рабочем комбинезоне, копался в коробках с кинопленкой на складе старого кинотеатра. Стены здания покрывали трещины, пахло пылью и маслом от проекторов. Он нашел катушку с надписью «1983.09.12» синими чернилами — последний фильм, снятый его отцом перед смертью. «Если пленка рассыплется завтра, никто не вспомнит, как он смеялся в кадре», — бормотал он, протирая лукой
Лика, 17 лет, живет в пятиэтажке на окраине Уфы. Отец-дальнобойщик неделями в рейсах, младший брат Витя болен астмой — ингаляторы приходится покупать по знакомству в соседней аптеке. После школы девушка подрабатывает в пекарне: замешивает тесто, пока хозяйка, Марфа Семеновна, ворчит на цены муки. «Смотри, опять пальцы в кольцах измазала! — кричит та, разглядывая ее руки. — Завтра без перчаток не
Камил, бывший инженер из промзоны Праги, подрабатывает ремонтом старых радиоприёмников. В подвале своего панельного дома он находит письма покойного отца, адресованные женщине в Катовице — Ольге. Вместе с соседкой-студенткой Мартой, которая торгует контрабандными духами на рынке, они едут в Польшу. Ольга, седая женщина в растянутом свитере, признаётся: «Ваш отец обещал вывезти меня через границу,
Иван приезжает в деревню Горелово после смерти бабушки, разбирает вещи в покосившемся доме с облупленными обоями. В сундуке под кроватью находит пачку писем 1943 года, перевязанных шпагатом, и потёртую фотографию молодого мужчины в гимнастёрке. Соседка Лидия, зашедшая с банкой солёных груздей, тычет в снимок корявым пальцем: «Петр Семёныч, твой дед. Каждый вечер у печки сидел, в окно на опушку
