Кёко Хори, завсегдатай школьных сплетен с идеальным имиджем, врывается в мусорный бак за домом, одетая в выцветший спортивный костюм. Её локоть задевает Идзуми Миямуру, молчаливого одноклассника с пакетами из супермаркета. «Ты же не расскажешь про… это?» — бормочет она, указывая на свой растрёпанный вид. «А ты — про мои тату», — отвечает он, закатывая рукав, показывая дракона на предплечье. На
В провинциальном Уральске, в квартире с облупившимися обоями, 27-летняя Алёна Коршунова находит в сундуке покойной бабки потёртый дневник с рисунками женской фигуры, окутанной ветвями. На кухне, разливая остывающий чай, она спорит с младшим братом Димой: «Бабка бредила про какую-то «Хозяйку чащи», когда умирала. Может, это не бред?» — роняет Алёна, проводя пальцем по странице с пятном от варенья.
Марьяна, медсестра из районной больницы, каждый вечер забирает дочь Лизу из школы №17. Возле остановки она сталкивается с Сергеем, электриком, который чинит проводку в её подъезде. «Счетчик опять моргает? — бросает он, закуривая. — Там крысы изоляцию грызут, надо менять». В пятницу, пока Лиза рисовала в альбоме, Марьяна нашла в кармане старой куртки записку от бывшего мужа: «Прости, но я не
Марічка, висока блондинка з татуюванням сови на щиколотці, працювала водійкою шкільного автобуса у селі Підгірне. Щопонеділка вона зупинялася біля крамниці "Соняшник", купувала каву у термос і жувала насіння, поки діти з криками розбігалися по сидіннях. "Ти ж знаєш, що п’ятнадцята зупинка — моя", — гримів дід Павло, вдаряючи палицею об поручень, коли вона випадково проїжджала
Катя, 16 лет, в заправленном маслом комбинезоне копается под капотом «девятки» в полуразвалившемся гараже на окраине Екатеринбурга. Отец, Сергей Николаевич, сидит на скрипучем табурете, перебирая старые болты — после аварии на стройке он еле ходит. Запах бензина смешивается с ароматом вчерашнего борща из термоса. В дверь вваливается местный застройщик, Борис Викторович, в туфлях, которые явно
Ли Мэй, 17 лет, каждое утро чинит сети с отцом Чжан Вэем в порту Дунхай. Рыбацкая деревня живёт по расписанию приливов: в 5:30 — улов, к полудню — аукцион на рынке под ржавым навесом. «Танцы — это для городских крыс», — бросает отец, когда замечает, как дочь повторяет движения из видеороликов на разбитом смартфоне. По вечерам она убегает к заброшенному маяку, где на потрескавшемся паркете
Лиза Кронталь, бывшая танцовщица из Бруклина, втирала инвесторам про «революционный» трехколесный автомобиль, который она сконструировала в гараже на окраине Майами. Ее партнер, 62-летний механик по кличке Дейл, возился с двигателем от старого мотоцикла, прикрученным к алюминиевому каркасу. «70 миль на галлон, дешевле такси», — повторяла Лиза на встречах в душных офисах, затягиваясь сигаретой и
Лиза, 27 лет, раскладывает книги в мокрой униформе городской библиотеки на Фридрихштрассе. На столе — кофе с молоком и бутерброд с ветчиной, завернутый в вощёную бумагу. Дождь стучит в запотевшие окна. Вечером, проходя мимо заброшенной типографии в Кройцберге, она спотыкается о ящик с письмами 80-х: открытки из Дрездена с адресом «Эрих Браун, Zimmer 24». В углу — детский рисунок лодки с надписью
Сара Морган, 17 лет, врывается в полузаброшенный склад на окраине Бейкерсвилля, протискиваясь между ржавыми бочками из-под горючего. В кармане её потёртой джинсовой куртки — распечатанная карта с пометкой *"водонапорная башня — 23:00"*, которую она вытащила из ящика стола отца-шерифа. Запах плесени смешивается с ароматом жареной картошки из закусочной «Элси», где она три часа назад мыла
Пран ковыряет ластиком дырку в тетради, пока Крит рисует на полях схему метро. После уроков у автомата с газировкой Пран бросает: «Слушай, а если я поменяю профиль с инженерного на дизайн?» Крит хмурится, достаёт из рюкзака смятый чек с выставки робототехники — отец Прана подчеркнул красным сумму долга за обучение. «Ты хочешь, чтобы он тебя *окончательно* выгнал?» — стучит пальцем по стеклянной
В Мумбаи, на переполненном рынке Кроуфорд, 17-летний Авик находит старые карманные часы в груде металлолома у лавки старьёвщика Раджана. На корпусе выцарапано *"Kalantak"* — "Последний час" на санскрите. Часы тикают в обратную сторону. Дома, пока мать ругает его за опоздание к ужину (*"Опять в гараже ковырялся?"*), Авик замечает: стрелки реагируют на его дыхание.
Догу приезжает в деревню под Эрзурумом после шести лет работы в Измире. Отец, Ахмет, лежит в комнате с облупившейся синей краской на стенах, пахнет камфорой и пылью. Сестра Зейнеп подает чай в потрескавшейся кружке: «Почему сейчас? Доктор сказал, еще месяц проживет». Догу молча поправляет одеяло на отце, за окном слышен скрип телеги с сеном. В сарае находит старую винтовку с ржавым стволом — ту
