Артем каждую ночь просыпался в 3:14 от скрипа половиц в прихожей. В углу его комнаты, под треснувшим плакатом Nirvana, стояла Лиза — девочка в выцветшем платье с заплаткой на локте, жевавшая сухие яблочные дольки. «Ты опять не спишь», — бросала она, рассыпая крошки по ковру с оленями. Он знал: если не ответит, она исчезнет до завтра. Вчера на кухне она разбила чашку с надписью «Лучшему папе»,
Артур Криппс, молодой юрист из Лондона, приехал в рыбацкую деревню Крайстчерч-Гауэлл, чтобы разобрать бумаги умершей миссис Драблоу. В трактире «Три свечи» он спросил дорогу к поместью Или-Марш, но трактирщик, вытирая кружку грязным фартуком, бросил: «Вам бы назад, пока солнце не село». Артур проигнорировал совет. По пути через болото каблуки проваливались в тину, а в кармане пиджака застревали
Артём проснулся от запаха жареных блинов, пробивавшегося сквозь щель под дверью. Соседка Лида, как всегда, готовила в семь утра. Он налил кофе в треснутую кружку с надписью «Лучшему папе», которую подобрал на блошином рынке, когда услышал стук в стену — ритмичный, три паузы, два удара. Их общий код. «Опять пятница?» — крикнула Лида через дверь, голос приглушённый. Артём открыл мессенджер: пять
В Монтелепре, среди оливковых рощ и высохших ручьев, Сальваторе затягивался «Национале», глядя, как его люди грузят ящики с мукой в полуразбитый грузовик. «Карабинеры у Белласко перекрыли дорогу», — пробурчал Гаспаре Пишотто, поправляя кепку с выгоревшим козырьком. Джулиано бросил окурок в пыль: «Через Сан-Джузеппе обойдем. Если спросят — мы из кооператива». На рассвете у подножия Монте-Д’Оро
Лера споткнулась о разбитые бутылки в переулке за «Пятёрочкой», когда Макс тащил её за рукав рваной куртки. «Бежишь, как черепаха», — хрипел он, вытирая ладонью кровь с подбородка. В кармане у неё гремел флакон с ксанаксом, украденный из аптечки Гоши — тот орал с крыши девятиэтажки, швыряя в них обломками кирпичей: «Отдай, сука, это моё!» В подъезде на Профсоюзной они наткнулись на мокрый след —
Дверь гаража скрипнула, Максим толкнул плечом — ржавый замок отскочил. Внутри пахло бензином и маслом: на столе валялись ключи от «Жигулей», обрывок карты с пометкой «автостанция», пустая пачка «Беломора». Лиза подняла карту, пальцы дрожали: «Ты уверен, что там что-то есть?» Он кивнул, сунул в рюкзак банку тушенки, найденную под верстаком. По дороге к остановке Лиза купила булку в «Рассвете»,
Лера, 34-летняя ветеринар из Минска, приезжает в деревню Гусево к отцу, Николаю, у которого начали путаться слова и пропадать чайные ложки. В доме пахнет мазью от радикулита и сырыми досками — Николай две недели назад разобрал половицу в сенях, искал «проводку, которую крысы перегрызли». За ужином он тыкает вилкой в селёдку, внезапно говорит: «Они за овином ходят. Слоны. Ночью, чтобы не пугать
Ленка, 34 года, геолог-одиночка, зимой копалась в архиве заброшенного НИИ под Красноярском. Стекло на окнах покрывал морозный узор, а печка трещала, не справляясь с холодом. В папке с грифом "1959" нашла карту с пометкой красным карандашом: *"Руда? Проверить устье Проточного ручья"*. Дед Егор, сторож, чинил примус в углу, хрипло бросил: "Твой батько тоже за этой дрянью
Марина разбирала хлам на чердаке бабушкиного дома, когда наткнулась на жестяную коробку из-под пуговиц. Внутри лежали пожелтевшие письма с адресом «Клиника на Сосновой, 12» и фотография деда в военной форме. Бабушка, мешая тесто на кухне, бросила не глядя: «Спроси у Николая из аптеки, он там санитаром был. Говорил, твой дед не сердце потерял, а оставил». В углу письма Марина заметила пятно,
Эраст Петрович Фандорин, в сюртуке с потёртыми локтями, шагал по московской Газетной улице, разминая в руках серебряный рубль – подбросил, не поймал. У генерал-губернатора Храповицкого в кабинете нашли сюрприз: труп статского советника Лебедева с кистенём в виске и запиской «От борцов за волю» на груди. «Шеллак на полу ещё липкий, – сказал квартальный Позднышев, вытирая платком шею, – убийца ушёл
Виктор разгрёб коробку с гвоздями и промасленными тряпками в углу гаража, вытащил конверт с надорванным углом. Письмо от сестры Кати датировано 12 октября: *«Если что-то случится, ищи в старом сарахе за рекой. Не доверяй Никифорову»*. Рука дрогнула, когда Максим, сосед с пятого этажа, вкатил в гараж с банкой «Жигулёвского»: «Опять рылся в хламе? Брось, её три года как нет». Виктор смял окурок в
Лера, 34 года, сотрудница городского архива, нашла в коробке с документами 80-х потрепанный дневник в кожаном переплете. На странице с пометкой *«12 октября»* чернила расплылись от воды: *«Сегодня снова видел ее в окне третьего этажа — рыжие волосы, платье в горох. Она машет, но стекло не пропускает звук»*. Внизу — карандашный набросок женского силуэта. Олег, коллега Леры, жевал булку с изюмом,
