Лера, в розовой куртке с оторванным капюшоном, раздавала листовки у входа в парк «Сокольники». Миша, в кедах с развязанными шнурками, подошел, перебивая ее монолог про скидки в зоомагазине: «Давай по-быстрому, я за мороженым стою». Она кивнула, но пришлось ждать — смена заканчивалась в шесть, а часы на растрепанном телефоне показывали 17:43. Пока считала мелочь из фартука, он тер ладонью пятно на
Антон сидит на скамейке у разрушенной беседки, сжимая в руках потёртый блокнот с зарисовками ржавых качелей. Лида подходит сзади, шурша полиэтиленовым пакетом из магазина «У Галины» — внутри пачка «Беломора» и банка тушёнки. «Опять на том же месте торчишь? — бросает она, садясь рядом. — Семёна искал или себя?» Он молча показывает на трещину в бетоне, где лежит обломок детской машинки — синей
Настя крутит руль «девятки», объезжая ямы на Садовом кольцу. В салоне пахнет бензином и старыми сиденьями. На заднем сиденьи мужчина в кожанке щуриттся: «Девка за баранкой — редкость. Мужиков нет, что ли?» Она бросает в зеркало: «Мужики водку глушат, а мне брат младший на лекарства нужны». Высаживает его у ТЦ «Охотный ряд», замечает, как трое в балаклавах выносят из «Евросети» коробки с техникой.
В подъезде хрущёвки на Ленинском проспекте пахнет краской и старыми трубами. Артем, в потёртой кофте с пятном от кофе, подключает самодельный нейроинтерфейс к серверу в подсобке. «Лида, проверь шифрование — у них на Тульской уже сработала сигнализация», — бормочет он, пока на экране мелькают строки кода. Лида, в очках с треснувшей линзой, щёлкает жвачкой: «Если ещё раз полезешь в их облако через
В деревне Подлипки, засыпанной октябрьской грязькой, Иван Сазонов ковырял ржавым гвоздём подметку сапога. Из разбитой печки валил дым — последние дровишки кончились вчера. «Опять немцы мост бомбили», — бросил сосед Федя, разбирая берданку с облезлым прикладом. Лиза, дочь фельдшера, тащила через двор корыто с окровавленными бинтами: «Вань, помоги, а то завтра перевязку делать нечем». За её спиной
Лера, с фиолетовыми прядями в волосах, перебирала грязные чашки в кафе на Невском. Запах пережаренных блинов смешивался с гулом метро под окнами. Кирилл, ее сосед по общаге, втиснулся за столик, достал потрепанный блокнот с чертежами. «Опять тот сон — эти провода в голове, как будто кто-то ковыряется в мозгах», — бормотал он, царапая карандашом схему. На следующий день Лера нашла в кармане куртки
В съемочной группе криминальной драмы постоянно горят лампы из-за старой проводки в ДК «Металлург». Режиссер Артем Голубев, в рваной кепке и с сигаретой за ухом, орет на осветителя: «Серега, ты мне всю сцену в синем залебалил!». На заднем плане актриса Лиза Соколова, играющая медсестру-наркокурьера, щелкает семечки и переписывается с кем-то в Telegram — ее героиня завтра должна спустить с
Артём, младший следователь из Бреста, приезжает в деревню Глухая Старина после исчезновения брата-архивиста. В старом доме с облупившейся зелёной краской находит его записи: вырезки о ЧК 1920-х, фото полуразрушенной башни с зарешеченными окнами. Местный дед Ефим, поправляя картуз, бормочет за столом в избе: «Твой Кирилл копался, где не надо. Замок тех щупать не велели — там голоса ночью, как
В деревне Заречная, затерянной в Саянских горах, 42-летний Иван Колосов каждое утро проверяет забор вокруг отары овец. Его дочь Лида, 16 лет, варит гречневую кашу на печке, бросая в котелок замороженные куски баранины. «Опять волки порвали сетку у ручья», — бормочет Иван, разглядывая следы когтей на ржавой проволоке. Сосед Николай, бывший геолог, приносит им банку соленых груздей: «Вчера в
В старой пятиэтажке на окраине Марьиной Рощи 14-летний Сашка Бородин сдирает обои в комнате, пока мать Нина, медсестра в 15-й поликлинике, разогревает завтрак. Через стену грохочет телевизор соседа — матч ЦСКА против «Спартака». Сашка стучит кулаком в стену: «Дядь Петя, тише!» — и тут же получает подзатыльник от матери: «Спортом займись, а не стенами лупи». На следующий день он втихаря
В посёлке Красный Яр, затерявшемся меж ковыльных холмов, семнадцатилетний Данила Коршунов ковырялся в двигателе «Нивы», пока местный фермер Игнат ругал проржавевший карбюратор. «Опять мотор заглох?» — парень вытер руки об промасленную тряпку, кивнув на разобранный агрегат. Вечером, за чаем с чабрецом из жестяного чайника, он заметил новенькую — городскую в косухе поверх платья, торговавшуюся с
Антон, повар в заштатной закусочной на окраине Екатеринбурга, ковырялся в подгоревшем казане с аджикой, когда заметил, что последние три порции «острого рагу» клиенты заказывают без чеков. В подсобке, пахнущей прогорклым маслом, он наткнулся на спрятанный за банкой соленых огурцов пакетик с розоватым порошком. «Это не кориандр», — бросил он официантке Марине, вытирая руки о засаленный фартук. Та,