Русалочий плач (2023)

Лейла, 16 лет, каждое утро чистит рыбу на причале в Пайн-Коув — залив с облупившимися лодками и ржавыми цепями. В кармане её джинсовой куртки завалялась записка от отца, пропавшего три года назад: *«Не ныряй за рифы»*. После шторма она находит в пещере под маяком раненую русалку с чешуей цвета ржавчины. «Ты… не из их стаи?» — хрипит существо, царапая камень когтями. Лейла прячет его в сарае среди старых сетей, пахнущих гнилыми водорослями. Её брат Итан, 19, моргает, когда видит следы синих чешуек на полу: «Опять за старое взялась? Папа из-за этих сказок спился».

В портовом баре «Корабельный червь» рыбаки жалуются на пустые сети и царапины на днищах. Лейла ворует из аптеки бинты и антибиотики, пока Нора — русалка — рисует на песке карту подводных туннелей. «Ваш маяк — пробка. Вырви его — и мы вернёмся», — шепчет она, сдирая кожу с ладони, чтобы показать шрамы в форме якоря. Итан взламывает компьютер в мэрии, натыкается на отсканированные газеты 1927 года: «Семья Гарретт обвинена в саботаже маяка». Тем временем в город приезжает биолог Мэриэнн с чемоданом зондов. «Вырванные жабры — как выброшенные легкие», — бормочет она, собирая слизь с пирса. Лейла находит в подвале дома отцовский дневник: «Они звали её Норой. Она не первая». По ночам слышится вой сирен, а утром пропадают два рыбака. Итан хватает сестру за руку, когда та лезет в воду: «Дедушка говорил — Гарретты всегда платили кровью за свои долги».