Великая надежда (1955)

В рыбацкой деревушке под Палермо, 1950-е. Сальваторе, угрюмый вдовец с шрамом на скуле, чинит сети в лодке *Santa Maria*, когда находит в них раненого мужчину в мундире без нашивок. «Ты с континента?» — хрипит незнакомец, сжимая в руке медный крестик. Сальваторе прячет его в сарае с оливковыми жмыхами, но соседка Лючия, шьющая паруса для баркасов, замечает кровь на его рубахе: «Опять везешь контрабанду, а дети голодают?» В таверне *Alba Rossa* хозяин Энцо, вытирая стойку тряпкой, пропахшей граппой, шепчет: «Вчера в порту жандармы искали дезертира… немецкого».

Лючия приносит Сальваторе хлеб с сардинами, находит в сарае пустые ампулы морфия. Раненый, представившийся Карло, просит довезти его до заброшенной часовни в холмах: «Там ящики с оружием… твоя доля — треть». Сальваторе вспоминает, как в 1943-м немцы сожгли его лодку, но теперь *Santa Maria* гниёт, нужны доски. Ночью они едут на грузовике с убитым мотором; Карло роняет фотографию женщины в берлинском пальто. У часовни Карло исчезает, а Лючия находит в песке монету с орлом — «Свастика… ты всё знал?». Сальваторе ломает замок ломом, внутри — ящики с детскими ботинками, залитыми известью.