Уэйн Шортер: Невесомость (1 сезон)

В 1964-м Уэйн сидит на пожарной лестнице бруклинской хрущевки, грызя карандаш. Внизу Майлз Дэвис кричит через окно: «Ты соль-минорный квадрат дописал или как?» Шортер роняет листок с набросками «Footprints» — ветер уносит его к мусорным бакам, где трубач Фредди Хаббард подбирает мятый лист, бормоча: «Черт, тут шестнадцать тактов вместо двенадцати». На следующий день в студии Blue Note Ридик, звукоинженер, поправляет наушники: «Опять твои альтовые кларнеты в мониторах гудят», но Уэйн уже дует в саксофон, не снимая пальто с капюшоном.

В 1985-м Жако Пасториус тащит гитарный усилитель через заднюю дверь клуба «The Baked Potato», спотыкаясь о ящик с пустыми бутылками. «Эй, старик, — кричит он Шортеру, указывая на дыру в обоях, — это твой риф прожег стену?» Уэйн, разбирая почту за кулисами, находит письмо от племянницы: «Дядя, почему ты играешь музыку, от которой бабушка плачет?» Позже, за раменом в забегаловке на 52-й улице, Джони Митчелл внезапно хлопает по столу: «Твой аккорд в «Aja» — он же физически невозможен!» Шортер молча рисует нотный стан на бумажной салфетке, оставляя пятно от соевого соуса вместо фа-диеза.