Поднятая целина (1940)

В хуторе Гремячий Лог бригадир Давыдов, приехавший из города в выцветшей гимнастерке, спорит с Нагульновым, местным председателем, у клуба с треснувшими ставнями. «Ты хоть раз плуг в руках держал?» — бросает Нагульнов, разминая пальцы, запачканные махоркой. Давыдов молча поправляет очки, задетый, но знает: надо уговаривать казаков сдавать зерно. В избе у деда Щукаря, где на столе остывает картошка в мундире, Давыдов пытается объяснить старикам про колхоз. «Все общее — и коровы, и земля?» — хрипит Щукарь, пока его жена, пряча глаза, ставит на стол глиняный кувшин с молоком. По утрам на площади собирают подводы — скрип колес, ржание лошадей, крики детей, бегущих за повозками.

Размётнов, худой и молчаливый агроном, ночами сводит списки кулаков в конторе, заваленной бумагами с печатями. «Семку Трофимова трогать не будем — у него шестеро по лавкам», — говорит он Нагульнову, который, рассекая воздух кулаком, кричит: «Революция ждать не любит!» На окраине хутора, в сарае с прогнившей крышей, кулак Половцев, в кожаном тулупе, клянется соседям: «Давыдову тут не жить». Утром в поле находят убитого коня Давыдова — ноги переломаны, грива в крови. Нагульнов, не слушая Размётнова, ведет отряд к хатам, выбивая двери прикладами. Давыдов, глядя на черное от дыма небо, шепчет: «До весны не дотянем…»