Встреча выпускников (1 сезон)

Лéа Моро приехала в Сен-Мало на поезде, завернув в платок с выцветшим узором — тот самый, что подарила бабушка перед её переездом в Париж. На перроне её ждал Ханс Беккер с потёртым фотоаппаратом «Практика», который он пытался починить, откручивая винты перочинным ножом. «Опять застряла плёнка?» — спросила Лéа, доставая из сумки леденец со вкусом лаванды. «Нет, объектив. Сломался в Штутгарте, когда снимал старую мельницу», — буркнул он, вытирая пальцы о клетчатую рубашку. В кафе на набережной к ним присоединилась София Риччи — в кожаном жакете и с чемоданом, полным вин из семейного погреба в Тоскане. «Вы всё ещё спорите о маршруте? — рассмеялась она, заказывая эспрессо. — Я уже купила билеты в Берлин. Там джаз-клуб, где мой брат играет на контрабасе».

В Берлине, в подвале на Ораниенбургерштрассе, Ханс ссорился с барменом из-за недолитого пива, пока Лéа пыталась разговорить скрипача-албанца, путая немецкие и французские слова. София тем временем тайком оставляла бутылку «Брунелло» на рояле — «для атмосферы», как шептала Лéа. Через три дня, в деревенском доме под Сан-Джиминьяно, они чинили протекающую крышу: Ханс таскал черепицу, Лéа резала прошутто ржавым ножом, а София ругала обоих за то, что крошки падают на старый ковёр с вытертыми львами. «Вы как дети, — ворчала она, — этот ковёр пережил войну, а умрёт от вашей ветчины». Ночью, когда Ханс проявлял плёнку в ванной, а София перебирала письма матери, Лéа нашла в сундуке на чердаке свой школьный дневник — страницы с оценками были вырваны, остались только каракули на полях: «Ханс сегодня опять молчал. София принесла вина. Надо бы вернуть книгу…».