Цареубийство. Следствие длиною в век (1 сезон)

В июле 1918-го следователь Николай Соколов, дрожа от холода в промокшем пальто, шарил фонарём по полу подвала Ипатьевского дома. На стене — выщербленные пулями пятна, в углу валялась пуговица с вензелем «А», обрывок детского пояса. «Здесь стреляли в упор, — бормотал он, зарисовывая в блокнот следы крови. — Но куда дели тела?» В Омске, перебирая показания свидетелей — машиниста Григория Никулина, горничной Марфы Уткиной, — Соколов натыкался на молчание: комиссар Яков Юровский сжимал в кулаке браунинг, бросал: *«Ваши белогвардейские сказки никому не интересны»*. Архивы следователя позже сгорят в парижской квартире, останется фото девичьей брошки, найденной у шахты под Коптяками.

В 2018-м историк Игорь Волков, потягивая холодный кофе из пластикового стакана, листал сканы дневников Соколова на ноутбуке. Лаборантка в Екатеринбурге показывала ему череп с отсутствующими зубами: *«Смотрите — совпадение с медицинской картой Алексея»*. В подсобке Госархива пыльный архивариус, поправляя очки, сунул Волкову папку с пометкой «Не вскрывать»: телеграмма Ленину от Свердлова, где строчка «*семья перемещена в безопасное место*» была зачёркнута фиолетовыми чернилами. Волков звонил коллеге: *«Они знали. С самого начала знали»* — за окном дождь стучал по мокрому асфальту, как пальцы по клавишам старой машинки.