Галина Огурная

В июле 1918-го следователь Николай Соколов, дрожа от холода в промокшем пальто, шарил фонарём по полу подвала Ипатьевского дома. На стене — выщербленные пулями пятна, в углу валялась пуговица с вензелем «А», обрывок детского пояса. «Здесь стреляли в упор, — бормотал он, зарисовывая в блокнот следы крови. — Но куда дели тела?» В Омске, перебирая показания свидетелей — машиниста Григория Никулина, горничной Марфы Уткиной, — Соколов натыкался на молчание: комиссар Яков Юровский сжимал в кулаке