24 недели (2016)

Астрид, 34 года, стендап-комик с фиолетовыми кончиками волос, сидит на кухне в берлинской хрущевке, разбирая счета. Ее партнер Маркус, гитарист из джаз-клуба «Капельдингер», ставит на стол две кружки с мятным чаем: «Доктор Зибель звонил. Результаты второго скрининга… там что-то с хромосомами». За окном грохочет трамвай №12, а Астрид смотрит на гипсовую статуэтку клоуна, подарок после выступления в Гамбурге — пальцы сжимаются, пока кофе остывает. Через три дня они едут в клинику на Уландштрассе: белые стены, плакаты о пренатальной диагностике, запах антисептика. Врач в очках с синими дужками рисует схему на салфетке: «Синдром Дауна, порок сердца… вы можете прервать до 24 недель». Астрид щелкает замок на сумке — звук громче, чем нужно.

Маркус репетирует в подвале с группой, пока Астрид пишет монолог о материнстве для шоу в «Квадраджазз». Текст рвется: «Они говорят "выбор", а я считаю трещины на потолке». По вечерам они спорят у холодильника: он — «Ты же видела глаза той медсестры», она — «А если он не задышит после операции?». В автобусе №M29 Астрид замечает девушку с коляской — пальцы непроизвольно сжимают ремень безопасности. После ужина с матерью (жареная капуста, разговор о покойном отце-аккордеонисте) Маркус включает старую кассету The Notwist, а Астрид роняет фразу: «Завтра подпишу бумаги». На обратном пути в клинику таксист свернет не туда — они будут молча смотреть, как дождь смывает рекламу детских смесей с билборда.