12

Ну вот и закончился этот бесконечный судебный марафон. Парень, чеченец, совсем еще пацан — война у него всю семью забрала, а теперь его судят за убийство отчима-офицера. История, знаешь, как из тех, после которых в горле комок — ни черта не понятно, кто тут правый, кто виноватый.

А потом нас, двенадцать присяжных, загоняют в какой-то школьный спортзал. Лавки скрипят, мячи пыльные валяются — будто сама жизнь над нами стебется. Типа, вердикт должен быть единогласным. Все сразу рвутся поставить жирную точку: мол, дело-то яснее ясного, чего тянуть?

И тут бац — один чувак поднимает руку «против». Даже сам толком не понял, почему. Говорит, мол, нельзя вот так, сходу, ломать человеку жизнь. Особенно когда на кону — пожизненное. «Мы ж не боги, — бормочет. — Может, парень и виноват, а может…» Не договорил.

А я смотрю на него и думаю — может, он прав? Может, мы все тут как слепые щенки, тыкаемся в факты, а за ними — целая война, боль, горечь. И этот спортзал, пахнущий детским потом, вдруг кажется странным символом: мы-то решили, что уже взрослые, чтобы вершить судьбы.

Кто-то нервно стучит карандашом, кто-то вздыхает. А время будто застыло — ни назад, ни вперед. И ведь знаешь, самое страшное? Что даже если ошибемся — никто нам ничего не скажет. Кроме совести.