Жизнь и больше ничего (1989)

Знаешь, есть такой фильм — история, от которой комок в горле стоит. Представь: только отгремела Первая мировая, люди пытаются собрать жизнь из осколков, а майор Делаплан, этот упрямый француз, взялся за невозможное. Найти 350 тысяч пропавших без вести? Да это же безумие! Но он, как танк, прёт напролом — то ли из принципа, то ли чтобы самому не сойти с ума от воспоминаний о войне.

И вот однажды он сталкивается с Ирэн — шикарной парижанкой, у которой в глазах смесь отчаяния и надежды. Она ищет мужа, а он, кажется, уже давно махнул на её запросы рукой. Сначала они как кошка с собакой: она — язвительная, он — грубоватый солдафон. Но потом… Чёрт, это так по-человечески! Смотришь, как за его железной внешностью проглядывает усталость, а она, за всех этих потерянных, цепляется за его упорство как за спасательный круг.

Сам удивился, как незаметно их стычки превращаются в что-то теплое. Не романтика даже — скорее странное братство душ, израненных войной. Когда он, стиснув зубы, копается в горах документов с полумёртвыми глазами, а она неожиданно приносит кофе — без слов, просто ставит кружку на стол. Такие моменты бьют сильнее, чем громкие диалоги.

Фильм не про подвиги — про то, как люди, сами еле живые, пытаются склеить друг друга. И ведь не знаешь, плакать или улыбаться, когда понимаешь: главное чудо здесь не в том, что они найдут хоть кого-то, а в том, что вообще не сдались. Жизнь, понимаешь ли, берёт своё — даже среди руин.