Тревоги первых птиц (1985)

Представьте: 1944-й, весна. Василий Калина, сержант, еле живой после госпиталя, тащится домой в свою Пасторонь. Думал, отдышится среди берез да знакомых лиц… Ан нет. Приходит – а деревни-то и нет. Немцы, отступая, выжгли всё дотла – даже землю, кажется, испепелили. Вместо домов – почерневшие печки торчат, как надгробия. А поля? Те и вовсе смертью присыпаны – минируют их, гады, даже после бегства. Встречает его Григорий Горовой – партизанский командир, теперь тут за главного. Мужик суровый, с глазами, что пробирают до костей. «Будешь, – говорит, – колхоз поднимать. Не справишься – сам знаешь». Василий кивает, а сам думает: где ж силы взять, если душа-то пуще ран ноет? И тут… бац! Узнаёт, что Клавдия, та самая, с которой до войны звезды считали, за Горовым замужем. Говорили, мол, погиб он, Василий-то. А он взял да и ожил, как весенний ручей из-подо льда. Вот только Клавдия уже не его. Стоят они втроем у пепелища – он, она, Григорий – и тишина меж ними густеет, как дым. Как тут быть? Любовь в пепле не прорастет, да и война хоть отступила, а шрамы-то в сердцах глубже, чем воронки от снарядов. Интересно, о чем они тогда молчали? Может, о том, что первые птицы поют тревожно – не соловьи, а какие-то надтреснутые голоса. Или это вовсе не птицы, а души сожженных хат плачут?