Вера, надежда, любовь (1984)

Представь: гражданская война, всё вокруг в дыму и крови, а посреди этого ада — история, от которой мурашки. Вот есть у нас красный командир (оказывается, раньше школярям грамоте учил!), и решает он отправить в Москву Ваньку — парнишку-поэта, который, наверное, больше в рифмах, чем в винтовках, смыслят. А? Типа, «вези свои стихи в журнал „Революция и поэзия“», мол, пробивайся, товарищ! Ну и кому поручают опеку? Да обычному солдату Сорокину — этакому деду-профи, который, кажется, уже сто войн прошел. Вот и тащатся они через фронты, грязь и перелески. То бандиты на дороге, то у костра ночью философствуют о жизни и революции — смесь адреналина и какой-то щемящей ностальгии. Сорокин то похабную частушку грянет, то вдруг выдаст что-то мудрое, вроде: «Стихи-то, Ваня, они как патроны — если вовремя не выпустишь, разорвёт». А Ванька весь в сомнениях: то ли он правда поэт, то ли так, искра случайная. Честно? Иногда кажется, что это не про войну вовсе, а про то, как люди в аду кусочки света ищут. Ну знаешь, когда сквозь грязь и страх всё равно тянет писать, спорить, верить. Или это я уже надумываю? Не знаю… Но вот эта их дорога — с грохотом, смехом и внезапной тишиной после выстрелов — застревает в голове. Как будто сам сидишь у того костра, слушаешь, и щеки горят от ветра, а внутри — каша из восторга и тоски.