Первая любовь (1978)

Представь себе стареющего комедианта, этакого вечного балагура, который даже в доме престарелых не может усидеть на месте — ну знаешь, типа тех дедушек, что вечно подкалывают медсестёр и смешат бабулек варениками с перцем. Вот этот тип, Уго, а по кличке Пиккио (Дятел, ясное дело — он же трещит без остановки!), вдруг втрескивается в горничную Ренату. Девчонку лет двадцати, которая разносит супы по их «Вилле Серена» — этакой тихой обители, где даже часы тикают вполголоса. А он-то, между прочим, всю жизнь щеголял как мелкий Казанова — то флирт в кафе, то анекдоты ниже пояса. И вот теперь, в семьдесят с хвостиком, вместо того чтобы играть в домино, строит из себя романтика! Ты только вдумайся: седой озорник, который раньше только о юбках и думал, теперь краснеет, спрятав за спиной букетик полевых цветов. Эти старушки с виллы, конечно, в шоке — их тихий адок превратился в цирк: то он серенады орет под окном, то в столовой стихи Бодлера читает с таким пафосом, что ложки дрожат в пудинге. Но самое потрясающее — как эта дурацкая, нелепая влюблённость вдруг выворачивает его наизнанку. Вроде бы всё как всегда: шутки, клоунада, попытки казаться прежним Пиккио... А внутри — будто впервые. Сердце колотится, руки потеют, и эти дурацкие стихи в блокноте, которые он потом рвёт в клочья. Честно, аж ком в горле — ведь понимаешь, что за весь его шумный балаган это, может, единственный настоящий момент. Как будто жизнь дала ему последний пинок: «Смотри, болван, вот она — любовь, не та, что в постели, а та, от которой звенит в висках». И ведь не скажешь, счастливый конец или нет. Просто старик, который наконец-то перестал притворяться клоуном. Ну разве не красиво?