Ахмед Эль Сакка

Амира, реставратор с облупленными ногтями от лака «ханаанский пурпур», копошится в подсобке Каирского музея. На столе — фрагмент папируса с иероглифами, похожими на трещины. «Опять подделка?» — бросает Карим, разносчик чая с шрамами от ожогов на левой руке. Его голос хрипит, будто в горле застрял песок Ливийской пустыни. В кармане халата он прячет фотографию амулета с глазами Гора — тот же
Ахмед, таксист из района Шубра, каждое утро начинал с проверки старой «Фиата» — подшипник гудел, будто молился. Его сестра Надя, 17 лет, прятала учебник по биологии под матрас, пока отец, Али, ругал цены на помидоры на рынке Эль-Халиль. «Тысяча фунтов за баклажан? Да вас всех в тюрьму пора!» — орал продавец, швыряя газету. В кафе «Эль-Фалаки» друг Карим, парикмахер с татуировкой якоря на
Амир, парень с шрамом на левой руке от детской аварии в переулках Каира, копается в развалинах возле Гизы. Его сестра Надия, студентка-археолог, находит глиняный амулет с иероглифами, похожими на паутину. «Смотри, тут даты совпадают с теми свитками из библиотеки», — бормочет она, протирая пыль тряпкой. Амир щурится: «Похоже на карту. Вот этот символ — район Порт-Саида». В тот же вечер у них в
Хамед, владелец небольшой текстильной фабрики в Каире, обнаруживает в контейнере с китайским хлопком пачки долларов, зашитые в мешки. Вместо вызова полиции звонит кузену Ашрафу, таксисту, который шепчет: «Ты влез в дело Фарида эль-Самара. Эти доллары пахнут кокаином из Судана». Они решают перепродать груз через посредника в Александрии, но в порту грузовик останавливают люди в чёрных джипах.
Ибрагим аль-Гамаль, глава семьи, каждое утро чистит старый пистолет «Токарев» перед тем, как выйти во двор. Его сын Халед, в рваной рубахе, спорит с братом Мустафой у колодца: «Ты думаешь, они отдадут землю просто так? Там уже трактора Камаля стоят». Сестра Лейла, пряча под платком синяк от мужа-пьяницы, разливает чай с шалфеем, шепчет матери: «Отец снова не спал. Слушал радио про выборы». В