Shiloh Bearman

Джейк ковыряется в рюкзаке с выцветшими нашивками, достает консерву с трещиной. "Снова бобы. Через неделю язык отвалю", — бормочет он, бросая банку Лине. Та щелкает зажигалкой, поджигая проводок на разобранном дроне. Их убежище в вентиляционной шахте старого зернохранилища Чикаго пахнет ржавой водой и жженым пластиком. Внизу, под решеткой, слышен скрежет машин «Чистильщиков» — они
Рут, 32 года, с утра копалась в гараже, вытаскивая коробки с мамиными старыми платьями и журналами по садоводству. Ее сестра Деб, 28, в резиновых перчатках протирала окна на кухне, ворча: «Ты вообще собираешь эти банки от варенья хранить? Места нет». Дом в пригороде Питтсбурга с протекающей крышей и скрипучим крыльцом достался им после смерти матери. Рут хотела продать его и уехать в Чикаго, где