Виктор Полищук

В небольшой деревне под Смоленском летом 1943-го четверо подростков — Миша, Лида, брат и сестра Толя и Нина — находят в лесу засыпанную землянку. Лида заметила воронку под старым дубом: "Смотрите, тут земля провалилась, как после взрыва". Внутри — ржавая каска, гильзы, обрывок карты с отметкой у реки. Толя, старший, запретил трогать находку: "Немцы патрулируют — увидимся здесь,
Артём, инженер с завода «Красный Октябрь», каждое утро пил чай с сахаром-рафинадом в коммуналке на Невском проспекте. Его соседка, студентка-медик Лида, ворчала, вытирая очки от пара: «Опять кипяток кончился, третьи сутки заявку в ЖЭК подаю». На работе в цеху №4, где пахло машинным маслом и хлебом из столовой, бригадир Геннадий Семёныч хрипел, разглядывая трещину в станке: «Смотри, Тёма, если до
Знаешь, иногда смотришь кино — и будто кулаком по сердцу. Вот эти кадры, где девчонки в гимнастёрках... Совсем юные, а уже закалённые сталью войны. И ведь не просто "ой, тяжело" — там такая правда в глазах, что мороз по коже. Помню, как в одной сцене они стирали окровавленные бинты в ледяной реке. Руки синие от холода, а они смеются сквозь слёзы — вот это меня добило. Странно, да? На
Знаешь, иногда натыкаешься на старые фильмы, которые будто пыльные страницы дневника — трогаешь нечаянно, и вдруг оживают целые миры. Вот смотрю я эту историю про девушку в выцветшем платье и капитана с глазами, как штормовое море… Они же даже не целуются, не кричат о чувствах, а между ними — такая тихая буря, что сердце сжимается. Помнишь, как в детстве прятались под столом, слушая разговоры