Сумит Вьяс

В Муссури, на задворках заросшего сада, старик Пракаш коптит рыбу над дымящимися углями. Его дочь Мина рубит тыкву на крыльце, брызги сока пачкают синее сари. «Там кто-то ходит под домом», — бормочет Пракаш, вслушиваясь в шорохи под полом. Внук Раджу смеётся: «Это мангусты, деда!» — но к утру на глиняном полу появляются отпечатки босых ног, слишком крупных для ребёнка. В углу кладовки Пракаш находит ржавый колокольчик с выцарапанным именем «Лайла» — так звали его сестру, утонувшую в горной реке
В душных переулках Колкаты, под ливнем, который заливает глиняные крыши, 17-летняя Прия Рао ищет тень от старого зонта с облупившимся лаком и вышитым лотосом на куполе. Она работает разносчиком газет, пряча под зонтом не только себя, но и свёртки с лепешками *паратха* для соседей. Однажды, спасая от дождя плачущего мальчика, она случайно задевает зонтом фотоаппарат Раджа Малика — репортёра-неудачника, снимающего затопленные рынки. «Эй, подожди! Ты же все кадры зальёшь!» — кричит он, вытирая
Раджеш, водитель старого синего автобуса №47, разминал в пальцах чек на лечение дочери — 2,5 лакха. В закусочной «Матрика» он выпил третий чай из глиняного стакана, когда Амита в жёлтом сари толкнула ему под нос газету: «Фабрика тканей на Калькутта-роуд закрывается. В сейфе — зарплаты рабочим за полгода». Её каблук стучал по плитке: «Ты везешь людей, а теперь перевезешь кое-что потяжелее». За окном мальчик-продавец орал: «Паан! Холодный паан!», а Раджеш вспомнил, как дочь кашляла кровью на
Пушкар с утра чинит разбитый велосипед у чайной лавки "Раджа". Отец, Балрадж Сингх, кашляет в углу комнаты, разглядывая старые бумаги о наследстве — два гектара земли возле храма Шивы. "Документы спрячь под половицей, — шепчет он сыну, пока Мира, соседская дочь, мешает карри на раскалённой сковороде. — Компания Гояла снова предлагает деньги. Не продадим — сожгут урожай, как в Гхатке". Пушкар молчит, вытирая масло с рук тряпкой: завтра в 5:15 утра нужно успеть к поезду в