Nadine Dubois

Майк, в засаленной футболке, вытирает тарелки в подсобке турецкого ресторана. Чич, в косухе и с сигаретой за ухом, врывается через черный ход: *«Берлин — дерьмо. Воняет жареным луком и тоской. Украду «Ниву» у того хама с третьего этажа — поедем к черту»*. К полуночи они уже мчат по автобану А2, объедаясь шоколадными батончиками из бардачка. В радиоприемнике заело кассету с «Rammstein» — Чич колотит по панели кулаком, смеется. Майк молча ковыряет отслоившуюся краску на руле: на заднем сиденье
Лена, фотограф из Кройцберга, разбирает коробки после смерти тёти Маргот. В папке с выцветшими открытками находит снимок 1994 года: её сестра Катя стоит у киоска с Bratwurst на Александрплац, за спиной — мужчина в чёрном пальто с порванным воротником. "Почему ты никогда не говорила?" — шепчет Лена, проводя пальцем по трещине на плёнке. На следующее утро она звонит Томасу, американскому кардиологу из Бостона, чей номер нашла в тетради Маргот. Он прилетает с фотографией брата-художника: