Саюри Яхаги

Аяко, 22 года, в засаленном фартуке кафе «Luna» в Синдзюку, роняет ложку в раковину с остатками маття-латте. «Эти узоры на пенке — кошмар», — бурчит она, вытирая руки о штаны. Коллега Юки, перевязывая резинкой для волос сломанную блендерную насадку, смеётся: «Хочешь сменить работу? Видела объявление на станции — ищут добровольцев за 50 тысяч иен». Вечером Аяко бродит по переулку за супермаркетом,
Сакура, 19 лет, каждое утро открывает кафе «Мидзуе» возле станции Сибуя, протирает стойку с потёртыми краями и разгружает коробки с моти. Её синяя футболка с выцветшим логотипом кофейни давно стала домашней, а мечта о карьере дизайнера одежды прячется в блокноте с эскизами, который она листает в перерывах. Однажды вечером, когда Сакура выносила мусор в переулок с запахом жареного угря, к ней
Мидори, 23 года, каждое утро разгружает коробки с замороженными креветками в супермаркете «Sunrise» на окраине Токио. В перерывах она рисует каракули на оборотной стороне ценников — короткие строчки в три строки: *«Лампочка мигает. Папа снова забыл заплатить. Зима близко»*. Коллега Такуми, вечно с сигаретой за ухом, подсмеивается: «Опять в облаках? Клиенты у кассы копятся». Вечером, в
Окабе зажимает сигарету в зубах, пока коптит кофе из вендингового автомата возле университета. В кармане пиджака — смятая фотография Макисэ, края обгорели от частого касания. Махо, в очках со сломанной дужкой, тычет пальцем в экран ноутбука: *«Амадеус снова глючит. Твои нейронные связи в её памяти как вирус — она называет меня «Кристиной» и требует латте с двойной порцией эспрессо»*. По вечерам
Цукаса Мидзугаки, новичок в отделе Terminal Service, получает напарницу — молчаливую гифтию Ислу. Их задача — изымать гифтийдолов, чей срок службы подходит к концу, чтобы те не обезумели. Каждый выезд начинается с проверки оборудования: Цукаса вечно путает код активации ключа-стабилизатора, а Ила поправляет его, монотонно бормоча: *«Буква „F“ третья в списке, не „E“»*. Офис SAI Corp напоминает
Акира, слесарь с завода в пригороде Осаки, заметил, что после ночной смены в цеху №3 исчезают болты и ключи. Его напарник, Такуми, смеялся: «Опять твоя паранойя? Может, крысы таскают?» Но однажды Акира нашёл в углу ржавый жетон с гравировкой «1978» и обрывок синей рабочей куртки, пахнущей соляркой. В раздевалке Юко, оператор гидравлического пресса, показала ему фото из архива — на снимке цех
Вы не поверите, но даже в этой образцово-показательной Японии народу стало катастрофически не хватать! Вот и пришлось властям крутиться — какая-то частная академия решила перейти на смешанное обучение. А соотношение-то парней и девушек? В первый год эксперимента — 1 к 18! Бедный Такатоси Цуда, который просто хотел школу поближе к дому, теперь как инопланетянин в женском царстве. Честно, я бы на
Представь, пытаешься начать всё заново — переезжаешь в полузаброшенный дом брата, а в кармане вечно болтается призрак погибшей девчонки. Да-да, Мисао тут как тут, холодок за спиной и шепоток в ухо, когда меньше всего ждешь. Ну, Томохару-то думал, мол, новый город, старые стены — авось забудется. Ан нет! Нашел в углу запертый чемоданчик, ржавый, будто его последний раз открывали при самураях.
Знаешь, есть такие фильмы, которые как старые джинсы — сидят уютно, хоть и слегка потрёпаны временем? Вот эта история — прямо из той категории. Помню, как наткнулся на неё поздно вечером, когда дождь стучал в окно, а настроение было «ну хоть что-нибудь, лишь бы не думать». И знаешь, что? Она меня укутала, как плед! Сюжет-то вроде простой: два лучших друга, куча неловких моментов и эта вечная