Muhamed Hadzovic

В Париже Антуан, студент-архитектор, застрял на мосту Пон-Нёф с проколотым колесом велосипеда. Лина, его сестра-близнец, ворчит: «Опять не проверил давление?» — пока ковыряет ногтем засохшую краску на перилах. Они сворачивают в переулок за угольным маффином, где старуха в платке толкает тележку с ракушками. В Осло Эмиль, норвежский гид с татуировкой валькирии на запястье, ищет в архиве карту XIX
В старом квартале Сараево, на улице, где выцветшие балконы нависают над брусчаткой, 17-летняя Айла Ковачевич чинит радиоприемники в мастерской отца. Ее младший брат Лука пропал месяц назад после ночной смены на фабрике «Энергомаш». В ящике с инструментами Айла находит записку: *«Ищи там, где пушки молчат»*. По дороге на рынок Маркале она сталкивается с Нидимом, сыном владельца антикварной лавки,
Юки, с залысиной на виске от постоянного натяжения резинки для волос, находила обрывки газет 1987 года под полом кабинета химии. «Смотри, Хикару, тут про ту аварию на заводе «Красный рассвет» — все погибшие были нашими ровесниками». Хикару, не отрываясь от монитора с картой геомагнитных аномалий, бросил в сторону пачку растворимого кофе: «Их кости до сих пор в дренажных трубах. Я проверял
Лейла, 23 года, каждое утро разгружает мешки с кофейными зернами за *Green Bean*, кафе в Бруклине, где окна всегда запотевают от пара эспрессо-машин. Её сосед Эмир, корявый саксофонист с трещиной на мундштуке, регулярно заказывает «кофе как грязь» и оставляет на салфетках ноты с пассажами из *Summertime*. «Опять не спишь?» — бросает он, заметив синяки под её глазами, пока она вытирает стойку
Эмир Ковачевич, двадцатитрехлетний слесарь из старого квартала у мечети Гази Хусрев-бег, каждое утро чинил замки в крохотной мастерской на улице Ферхадия. Его соседка Лела Петрович, сербка-студентка, забегала за кофе в *Kawa* — кафе с треснувшими столами и запахом жженых зерен. «Опять не спишь?» — бросала она, замечая масляные пятна на его рубашке. Он в ответ крутил гайку пассатижами: «Замки