Ран Данкер

Лиор, 27 лет, моет полы в кафе «Эшель» на улице Алхариф в Яффо. В подсобке, за ящиками с тухлыми помидорами, он находит потрёпанный блокнот с записями на идише и фотографией 1948 года: группа мужчин в рабочей одежде копает траншею у полуразрушенной мельницы. Тамар, коллега-бариста, тычет в снимок облупленным ногтем: «Смотри, тут же район ха-Тиква. Мельницу снесли в 70-х, там теперь автостанция». Вечером Лиор сравнивает карты в читальном зале библиотеки Шауль Адар — пятна от чая на углу
Лея, 28 лет, приезжает в Иерусалим из Хайфы, чтобы подготовить квартиру покойной бабушки к продаже. В съемной машине она везет коробки с старыми фотоальбомами и медный кофейник, который позже разобьется в споре с Меиром — соседом-ультраортодоксом, претендующим на часть квартиры по «устному договору» 1990-х. Он приходит утром, пока Лея заваривает кофе с кардамоном, тычет пальцем в трещину на стене: «Здесь был шкаф моей жены. Ваша бабушка разрешила». Лея перебивает: «Документы или уходи». Через
Вот, представляете: Михаил с Дианой Гордины — обычная семья, которые в лихие 90-е махнули из России в Израиль, да так и прижились. Домик, работа, сын-подросток — всё как у людей. И вот, спустя столько лет, их тихую жизнь вдруг ломает звонок из прошлого. Да не абы кто — бывшие «соотечественники» в погонах решили постучаться в их дверьцá. И ладно бы к ним — так нет же, метят в сынишку! Вот тебе и «спасибо» за переезд. Страшно подумать: двадцать лет строили жизнь на пепле старой, а теперь эта тень
Вот, представь: обычный мужик за сорок, Аарон, — четверо детей, кошерный магазинчик, вся жизнь расписана по минутам. И вдруг — бац! — встречает этого Эзри, студентика двадцати лет. И всё, приехали. Сердце ёкнуло, будто в шестнадцать опять. Начинают тусоваться, болтать до ночи, смеяться над глупостями… А вокруг шепоток по общине пошёл — глаза-то у всех зоркие, особенно когда чуют "не по правилам". Ну и что ты думаешь? Вместо поддержки — сплошные косые взгляды. Даже раввин, который