Любо Костельни

Катержина, 23 года, работает ночной баристой в кафе возле Вацлавской площади. В четверг, после смены, замечает в углу Яна — парня в потёртой кожаной куртке, который пятый день подряд заказывает только эспрессо и рисует в блокноте иероглифы. «Вы японец?» — спрашивает она, протирая стойку тряпкой с запахом прокисшего молока. Он молчит, но на следующий день оставляет на салфетке номер телефона и адрес обшарпанного общежития на Жижкове, где снимает комнату с видом на заброшенный завод. Между ними
Мартин, таможенник из Братиславы, задерживается на смене из-за контейнера с запчастями из Польши. Водитель Ярослав, чех с потрескавшимися кожаными перчатками, нервно курит у фуры: «Опять бумаги проверяешь? Там только старые шины». Мартин протыкает покрышку ножом — внутри пластиковые пакеты с белым порошком. Позже он звонит сестре Кате, которая торгует сигаретами на рынке: «Сколько ты должна?» В ответ — тишина, потом: «Хватит лезть в мои дела». Катя едет в Катовице, в гараж с вывеской «Auto
Йозеф, плотник с обветренными руками, клеил раму для нового курятника, когда Лукаш, его младший, влетел во двор с криком: **"Коза снова удрала! Вчера жрала капусту у пана Новака!"** Тереза, пятнадцатилетняя, в выцветшем платье, уже шарила по огороду — под кустами смородины нашла клок белой шерсти. Марта, вытирая ладони о фартук, бросила через плечо: **"До фестиваля три дня, а у нас даже гирлянды не готовы. Иди ищите, пока сосед опять в суд не подал"**. В сарае пахло масляной
Вот живешь ты, как Матё с корешем Томашом в каком-то спальном районе Братиславы — и вроде всё норм. Не богачи, конечно, но на жизнь хватает. А как хватает-то? Да обычный разгул: каждый день — как на лезвии ножа. То стрелки, то разборки, травка, водка льётся рекой… Ну и, понятное дело, грабежи. Работа у них такая, если это работой назвать. Но вот однажды ночью, когда они опять шляются по задворкам, балансируя между «можно» и «сядешь», Матё врезается в неё. Девчонку. И всё — приплыли. Сердце
1947-й... Время, когда воздух звенел от свободы, а за каждым углом мерещилось что-то запретное. Вот Иван — ему только девятнадцать стукнуло, а он уже воображает себя героем какого-то декадентского романа. Оденется так, что глазам больно, фразы строчит — залюбуешься, и всё это с каким-то бесшабашным «а вдруг получится?». Сбежал из дому, конечно. Ну а куда деваться, когда весь мир манит, как огонь мотылька? Представь: сигаретный дым клубится в барах, ликёр льётся рекой, а вокруг — женщины. Не