Билл Керр

Эвелин Хартли, помощница в мрачной библиотеке у площади Рассел-сквер, сортирует подшивки газет 1920-х. В разорванном переплете «Истории британской медицины» находит конверт с выцветшими письмами, адресованными некой Кларе. «Они снова пытались ввести сыворотку… пациентка не выдержала», — читает она, пальцы пачкаются в синих чернилах. В тот же день за ней по пятам идет мужчина в коричневом тренче —
Знаешь, иногда история подкидывает сюжеты, перед которыми пасуют даже голливудские сценаристы. Вот представь: Первая мировая, раскалённая палестинская пустыня, а там — горстка австралийских парней на лошадях. Не кабины танков, не бронепоезда — обычные кони, которые уже вторые сутки без воды. Жарища под 50, губы трескаются, а они... они вообще-то собрались штурмовать крепость. Ту самую, что торчит
Вот, смотри: типичный американец из Coca-Cola — бывший морпех, который, кажется, готов патриотизмом заряжать батарейки, — занесло в австралийскую глухомань продвигать «тот самый» напиток. И всё бы ничего, но тут он натыкается на районец, где, понимаете ли, *божественной газировкой даже не пахнет*. Ну как так-то? Для него это всё равно что найти остров без флагов — личное оскорбление, да? Берет
Знаешь, что самое жуткое в Австралии? Нет, не пауки размером с тарелку. Даже не змеи под каждым кустом. Тут, говорят, бродит что-то... другое. Представь: четыре центнера живого кошмара с клыками-тесаками, которые рвут металл как бумагу. Местные шепчут «секач» — мол, если услышишь хрюканье в кустах, беги не оглядываясь. А однажды пропала американка-журналистка. Её муж, наивный чувак, думал — ну,
Вот как можно переосмыслить текст: Представь: 1915-й, два пацана из глубинки Австралии — романтики, горящие жаждой приключений. Ну знаешь, эта юношеская уверенность, будто война — это этакое героическое сафари с орденами вместо сувениров. Взяли да и записались в армию, даже не потрудившись спросить у жизни: «А что там в условиях мелким шрифтом?» Учебка их оказалась посреди египетской пустыни —