Анастасия Карпенко

Марьяна, в синем полиэстеровом халате, протирала конвейер на консервном заводе «Рассвет», когда в раздевалке нашла потёртую газету 2003 года. На третьей странице — фото мужчины в очках с треснувшей дужкой: *"Пропал без вести. Николай Шевченко, инженер-наладчик"*. В тот же вечер её дочь Лиза, пряча под кроватью рюкзак с провизией, сказала: «Мама, в подвале общежития кто-то рисует кресты
Антон, студент-архитектор из Москвы, случайно садится в плацкартный вагон поезда №13, следующий до Киева. Рядом с ним — Оля, украинка с рыжими веснушками, которая едет на стажировку в столичную лабораторию. Они делятся едой: он протягивает ей вчерашние *поздняковские* пельмени в контейнере, она отламывает кусок домашнего медовика. «У нас в Харькове такие печки в хрущевках до сих пор топят
В центре — Николай, водитель трамвая из Киева. Утром, пока жена Галя разогревала остатки вчерашней картошки, он наливал в термос кофе с цикорием. «Опять забастовка у завода, — бросила она, не отрываясь от окна, где на подоконнике треснула чашка с синими цветами. — Сказали, если до пятницы не выплатят, рельсы перекроют». Николай молча кивнул, поправил кепку с выгоревшим логотипом «Киевпасстранса»
Оксана, упаковщица на кондитерской фабрике, каждое утро протирала станок тряпкой, пропитанной запахом жженого сахара. Ее сын Артем, тринадцатилетний двоечник, прятал дневник под диванную подушку, зная, что после смены мать проверит оценки. "Опять контрольную завалил?" — она швыряла на стол связку ключей, оставляя царапины на пластике. Николай, владелец фабрики, в это время спорил в
Марина, 27 лет, работает в аптеке на углу Дерибасовской. Виктор, 30, чинит двигатели в гараже за вокзалом. Встретились у лотка с черешней на Привозе — она пересчитывала сдачу, он вытирал руки тряпкой. «Ты третью коробку берешь, — усмехнулась она, — компот варить?» Он ответил: «Для соседей. Старухам на третьем этаже не выбраться сюда». Стали пересекаться чаще: кофе в «Франке» с крошащимся эклером,
В индустриальном районе Днепра, за окнами облупленной больницы, хирург Андрей Ковальчук в пятнистой от кофе рубашке зажимал трубку телефона плечом, пока перевязывал ожог у сварщика. «Тамбовцев привезли с завода — двое без сознания, третий орет про «чортову трубу», — прошипела медсестра Люда, протирая спиртом треснувший столик. Андрей бросил взгляд на рентген-снимок с затемнением в легких: «Скажи
Николай, сварщик из пригорода Жмеринки, находит на кухонном столе смятую записку: *«Не ищи. Всё равно не поймёшь»*. Ручка замерла на слове «Марина», чернила расплылись. Он шарит по шкафам — пропал её синий чемодан с наклейкой аэропорта Шереметьево. Соседка Ольга, вынося ведро с луковой шелухой, бурчит: «Вчера видела, как она садилась в грузовик с польскими номерами. Водитель в кепке «Славутич»
Андрей, водитель скорой из Киева, каждое утро начинал с прокуренного салона маршрутки и объезда пробок по Проспекту Победы. В кармане — смятая пачка «Примы», на панели — треснувшая иконка святого Николая. В больнице, где он забирал Ольгу, медсестру с татуировкой совы на запястье, вечно ломался кофе-автомат. «Опять кипятка нет? — бормотал он, стуча по аппарату. — Как вы тут людей лечите?» Ольга,
Виктор приезжает в Днепродзержинск спустя 12 лет, въезжая в двор хрущёвки на разбитой «Волге». Его встречает мать, Людмила Степановна, в выцветшем халате, развешивающая бельё на балконе. «Чайник вскипел, сама не знаю, зачем жду», — бросает она, не обнимая. Вечером он заходит в бар «У Гены», где бывший одноклассник Сергей, теперь с татуировкой волка на шее, тычет в него пальцем: «Ты ж в Киев
Представь: ты одна растишь дочь-красавицу, которой уже 15, и все мужики вокруг так и крутятся. Ну как тут не ревновать? Особенно когда твой же молодой парень, Сергей, начинает засматриваться на подростка. У Веры, бедняги, нервы и так на пределе — а тут ещё эта паранойя про отраву и шприц, который материализовался в её комнате из ниоткуда. Чёрт, я бы на её месте тоже, наверное, все замки в доме