Алейна Озгечен

Мехмет, 47 лет, грузчик в стамбульском порту Хайдарпаша, каждое утро перетаскивает ящики с рыбой под крики чаек. Дома в районе Ускюдар его ждет сын Эмир — худой подросток в потертых кедах, который прячет под кроватью буклеты о стипендиях в Германии. «Зачем тебе их прятать? Я же не слепой», — Мехмет бросает ключи на пластиковый столик, пахнущий луком от вчерашнего плова. Эмир молчит, ковыряет дырку на джинсах: «Ты же сам говорил, образование — путь из нищеты». Отец включает телевизор с треснутым
Эмир ковыряет отверткой в моторе «Тофаша» на задворках стамбульской мастерской, пока Айла раскладывает глазурованные чаши на прилавке через дорогу. «Слушай, может, хватит возиться с этим ведром?» — кричит она, поправляя платок на голове. Он вытирает ладонь о засаленную куртку, бросает: «Когда-нибудь он поедет быстрее твоих сплетен». По вечерам они сидят на ржавой скамейке у парома, делят симит с кунжутом. Айла тычет пальцем в его потрескавшиеся ногти: «У тебя вечно как после бойни». Эмир
Гюльпери, худенькая девчонка с обветренными руками, каждое утро таскает воду из колодца в квартале Балат. Её отец, Ахмет-ага, проиграл в нарды последний меджидие, и теперь она стирает бельё в особняке Османа-бея на холме Нишанташи. В кухне, пропахшей кофе и кардамоном, служанка Фатьма шепчет: «Смотри, как Лейла-ханым пялится — опять её шаль испачкала пеплом?» Гюльпери скребёт медный поднос куском кирпича, пока сын хозяина, Джемаль, не сталкивает её в коридоре: «Слепая? Не видишь, где стоишь?»