Вивиана Канджано

Лука, бывший мусорщик с татуировкой *«Semper Fidelis»* на предплечье, каждое утро начинал с обхода узких переулков Саниты — проверял, вывезли ли контейнеры у пекарни *«Дольче Мария»*. Его сестра, Аделина, ворчала за стойкой семейного кафе: «Ты думаешь, мэрские бумаги сами подпишутся?» Она доставала папки с жалобами на перебои с водой в старом доме на виа деи Трибунали. Лука, разминая в руке резиновый мячик, бросал: «Сначала Марио из третьего подъезда перестанет выбрасывать диваны в реку». В
Лука, реставратор из Милана, наткнулся на потрескавшийся дневник в подкладке картины XVII века, когда чистил кракелюры растворителем. В углу мастерской валялись кисти с облупившейся краской, а через окно пробивался запах дождя. «Смотри, Софи, — ткнул он в пожелтевшие страницы, — тут имя: Чезаре ди Альбани. Говорит о «тенях под собором»». Софи, архивистка в очках с толстыми линзами, перевела фрагмент на бельгийский диалект: «*Они взяли её глаза…*» — и показала на гравюру с женской фигурой у
В центре — Энцо, коренастый сорокалетний барыга с татуировкой святого Януария на шее, и его сестра Лила, которая красит губы ярко-красной помадой даже в ларьке с сигаретами на Виа-Толидо. Они вертят схемами: подделывают билеты на футбол в «Сан-Паоло», сливают туристам «антикварные» монеты возле Помпей. «Двести евро? Это же древнеримский сестерций!» — хрипит Энцо, размахивая ржавой железкой перед немцем в сандалиях. По вечерам делят выручку в каморке над пиццерией, где пахнет дрожжами и