Дана Дроппова

В старом районе Праги, за витриной с треснувшим стеклом, 15-летний Томаш ковыряется в механизме карманных часов. Йозеф, седой часовщик с потёртым кожаным фартуком, бросает ему коробку с ржавыми шестерёнками: *«Если не встаёт на место — смажь машинным маслом, а не плюй, как вчера»*. Каждый день — одно и то же: починка будильников, сортировка пружин, попытки угодить старику, который ворчит за спиной, но молча поправляет ошибки. По вечерам Томаш подбирает крошки от ржаного хлеба со стола, пока
Эмилия, 24 года, протирает зеркала в отеле «Карпатия» в Братиславе, замечает пятно от вина на скатерти в номере 205. В кармане её чёрной униформы — записка: *«Не носи чужие брошки»*. По вечерам она едет на трамвае №9 к Люции, которая месит тесто в пражской пекарне «У Белых Волков». «Катя из ночной смены исчезла три дня назад, — шепчет Люция, смахивая муку с ресниц. — Оставила на столе полную чашку кофе». Эмилия вспоминает бармена Яна из подпольного клуба возле Влтавы: его пальцы дрожали, когда
Якуб выходит из ржавого автобуса на окраине деревни Подгай, грязный рюкзак задевает за поручень. Сестра Эмилия ждет у остановки в выцветшем фартуке, пахнет дымом от соседского костра. "Отец умер три дня назад. Не стал звонить — знала, что вернешься сам", — бросает она, разворачиваясь к дому. В гостиной, где пахнет плесенью и лекарствами, Якуб наступает на высохшее пятно возле дивана. "Они пришли ночью. Не через дверь", — Эмилия резко дергает штору, в свете видна трещина на
В старом пражском районе Жижков Мирослав, хирург с пятнами кофе на халате, обнаруживает в клинике пустые палаты. На мониторе — список пациентов, удалённых из системы. "Ты видела это?" — тычет пальцем в экран, обращаясь к Элишке, медсестре, которая крутит в руках пузырёк с метадоном. Она молчит, достаёт из кармана смятый чек с печатью мэрии. За окном — ремонт трамвайных путей, шум дрели заглушает её слова: "Они платят за молчание. Но Карел из морга начал задавать вопросы…"