Эри Судзуки

Кёма, бывший мотогонщик с шрамом на скуле, копался в разобранном холодильнике у себя в гараже, когда к нему вломилась Мира — школьница в мятых носках и с планшетом, заляпанным наклейками. «Твой сосед сказал, ты чинишь странное барахло, — выпалила она, доставая из рюкзака черный цилиндр с треснувшим экраном. — Это не мусор. Вчера оно стреляло голубыми искрами у станции Сибуя». На цилиндре светился логотип закрытой лаборатории «Новая Энергия», где год назад взорвался реактор. Кёма, поправляя
Хикари Амано, шестнадцатилетняя школьница с короткими каштановыми волосами, переезжает в старый дом у рыбацкого порта после смерти матери. Ее комната на втором этаже пахнет солью и рыбой, а из окна виден ржавый маяк. На пляже, где она подбирает ракушки для школьного проекта, натыкается на девушку в красном плаще, жующую мятное мороженое. «Ты пахнешь грустью, — говорит та, облизывая ложку. — Меня зовут Аманчу. Мороженое хочешь?» Русалка, несмотря на хвост, закутанный в водоросли, ведет себя как
В деревне Грейкрафт, заросшей диким плющом, пятнадцатилетний Уилл копает картошку, пока старик Блад чинит плуг. "Меч держишь, как лопату", — хрипит Блад, бросая подростку ржавые ножны. После смерти наставника Уилл находит под половицей хижины латный доспех с выщербленным леопардом на груди и меч, пахнущий сосновой смолой. С карманами, набитыми вяленой олениной, он идёт вдоль реки Терн, где встречает Рину — лучницу в зелёном плаще, торгующуюся с кузнецом за стрелы. "Королевство
Четырнадцатилетняя Йойо, в потертом фартуке с пятном клубничного варенья, копошится на кухне, пытаясь поджечь свечу заклинанием из потрепанного учебника. Ее младшая сестра Нэнэ, 11 лет, вскидывает голову: «Опять мамин шкаф шаришь?» — тычет пальцем в старую этажерку, где между банками сушеных жуков и пакетиком «Лапши быстрого заклятья» припрятаны мамины зелья. Их дом — двухэтажная коробка с облупленной краской на окраине городка, где вечерами над рисовыми полями кружат светляки. Мать, Миюки,
Сакура, пятнадцатилетняя школьница, каждое утро подметала крошки тамагояки с кухонного пола, пока её бабка, Фумико, развешивала на балконе высохшие пучки полыни. В старом комоде с отвалившейся фурнитурой девушка нашла потрёпанный дневник с зарисовками крыльев и формулами, написанными смесью катаканы и латыни. «Ты похожа на неё», — бросила Фумико, указывая на фото 1943 года, где женщина в прожжённом фартуке держала костяной серп. Сакура, тайком смешав рисовую золу с дождевой водой из цистерны,
Юна, 12 лет, в коричневом кимоно с заплаткой на локте, таскает вёдра с водой через двор гостиницы. Её ступни скользят по мокрым камням, а шеф-повар Горо кричит из кухни: «Опять соль пересыпала? Руки не из плеч растут!» Вечером, протирая полки в кладовой, она натыкается на треснувшую шкатулку под лестницей — внутри свиток с картой, где отмечен онсэн в горах. «Хозяин говорил, там вода целебная», — бормочет Юна, пряча находку за пазуху, пока на улице дождь стучит по жестяной крыше. На рассвете она
Кайто, механик с потертым комбинезоном, копался в двигателе старого аэрофургона, когда из груды металлолома выпал браслет с треснувшим голубым кристаллом. «Эй, Мию, глянь-ка!» — крикнул он напарнице, ткнув пальцем в гравировку: *Альдерамин*. Девушка, перепачканная сажей, вылезла из-под капота, щурясь: «Брось эту штуку. Папа говорил — кто трогает Духа Войны, тому кости на ветер...» Но Кайто уже закрепил браслет на запястье. Ночью склад вздрогнул от гула — ржавый танк времен Восстания сам собой
Касуми Тикудэ, 19 лет, протирает зеркало в примерочной токийского агентства «Sunflower», пока ждет примерки костюма для выступления. В кармане её куртки завалялся чек из круглосуточного магазина — купила энергетик и булочку с корицей в 5 утра, после ночной репетиции. Менеджер Огивара, щурясь в планшет, бросает: *«Твоя улыбка как у кошки, которая съела таракана. Перестань корчить рожи во время приветствия»*. Рядом Рин Нанаго, с наушниками на шее, ковыряет лак на ногтях: *«Эти розовые юбки похожи
Квинтэсс, молодой инженер с татуировкой шестерёнки на запястье, ковырялся в панели управления гигантской буровой установки «Голиаф», стоявшей посреди антарктической пустоши. Его напарник, Хэвиатуар, в засаленном комбинезоне, ругался из-за поломки системы охлаждения: «Опять эти проклятые клапаны заклинило. Ты хоть масло проверил?» Они ежедневно возились с перегревающимися двигателями, спорили о вкусе консервированной тушёнки и слушали треск раций, сквозь который едва пробивались голоса из