Хюсейин Сояслан

Элиф, с утра до ночи стучащая ножной педалью старой швейной машинки в мастерской на задворках Фатиха, к концу смены замечает, что нитки постоянно рвутся. "Опять бракованная партия", — бормочет она, вытирая ладонью пот со лба, пока владелец цеха, Мурат-ага, отсчитывает ей лиры за заказ. Дома Зейнеп, перебирая учебники по биологии, натыкается на квитанцию за свет: "Мама, они опять угрожают отключить электричество. Как я буду готовиться к экзаменам?" Элиф, разогревая остатки
Байрами, худощавый кожевник с потрескавшимися пальцами, каждый четверг приходил на анкарский рынок менять шерстяные ковры на книги. Там он столкнулся с Эминой, дочерью торговца пряностями — она роняла свёрток с шафраном, а он подхватил его, испачкав ладонь в жёлтый порошок. «Ты пахнешь дубовой корой и грустью», — засмеялась она, разглядывая потрёпанный томик Руми в его сумке. Вечерами он тайком пробирался к её дому через узкие переулки, где сушились веревки с перцем, а она высовывалась из окна
Эмир застает Лейлу в кафе возле пристани Бешикташа, где она, как всегда, крутит в руках серебряную зажигалку — подарок его младшего брата. "Ты даже не пытаешься понять, почему я не хочу переезжать в Анкану", — бросает он, разбивая чашку с остатками холодного турецкого кофе. Лейла молча собирает осколки, ее мокрые от дождя волосы прилипают к шелковому шарфу — тот самый, что Эмир купил на Гранд-базаре в их вторую годовщину. Она предлагает перенести разговор на завтра, но он уходит,