Доминик Кансельер

Эмили Росс, 28 лет, новичок в стендап-клубах Лос-Анджелеса, замечает, что её шутки про провалы на свиданиях с парнем-веганом и прокрастинацию в прачечной внезапно звучат в сетах Дейва Картера — местной звезды с контрактом на Netflix. Она сравнивает записи: её потёртый ноутбук с голосовыми заметками («Чёрт, даже пауза перед „стиральная машина съела мои носки“ совпадает») против его выступления на
Лайам, механик с перебитыми пальцами, нашел схему энергосети в кармане мертвого курьера из сектора D-9. Рядом с телом валялся сломанный голографический чип с меткой *«КиберНекст — собственность корпорации»*. Он отнес находку Зое, бывшей инженерке-диссидентке, живущей в заброшенной прачечной за автострадой. «Там третья линия защиты. Без моего кода не справишься», — процедила она, втыкая кабель в
Лина, лаборантка морга в промерзшем Нью-Брайтоне, каждую ночь документирует трупы под треск старых холодильников. В кармане синего халата — леденцы с ментолом, чтобы заглушить запах формалина. 12 марта, в теле подростка-велосипедиста с улицы Харпер-стрит, она находит вместо печени кластер синих кристаллов. «Смотри, Картер, они пульсируют», — тычет пинцетом в желеобразную массу, но патологоанатом
Знаешь, иногда натыкаешься на фильмы, после которых сидишь и пялишься в потолок, будто мозг пытается перезагрузиться. Вот с этим — так вообще. Там вроде про науку, гены, всё такое... но как же глубоко забирается под кожу. Помню, к середине уже ловил себя на мысли, что вцепляюсь в подлокотник дивана — герои ведь буквально роются в собственной ДНК, как в старом чердаке, а потом бац: находят то, о