Игорь Барес

Катержина Новак, следователь из пражского участка на Бартоломейской, каждое утро берет термос с пережаренным кофе — привычка со времен развода. В тоннеле под Вышеградом нашли тело мужчины в пальто 1980-х, но без документов. "Опять эти странные звонки", — бормочет Людек Ворачек, её напарник, зажигая сигарету у входа в метро «Смихов». На запястье трупа — часы, застывшие на 8:47, а в
Йозеф, 12 лет, копается в старом сундуке на чердаке интерната. Находит потёртую фотографию: женщина в синем платье держит младенца у вокзала с вывеской *Praha-Holešovice*. Воспитательница Марта, пахнущая корицей, застаёт его, прячущего снимок под подушку. «Опять про родителей?» — хрипит она, вытирая руки о фартук. За ужином Эмиль, рыжий сосед по койке, толкает Йозефа локтем: «Слышал, в городе
Йозеф, таксист с обвисшими щеками и вечной сигаретой в зубах, крутил руль по узким пражским улочкам возле Влтавы. Его «Шкода Октавия» 2003 года воняла старым кожаным сиденьем и перегаром. «До Жижкова, быстро, — бросил пассажир в кожаной куртке, разглядывая телефон. — Объедешь пробку через Тройский мост?» В багажнике под грязными тряпками лежали три коробки с польскими сигаретами — «бонус» от
Знаешь, история Яна Палаха до сих пор муражами по коже пробирает. Представь: студент, обычный парень, зимой 69-го выходит на Вацлавскую площадь в Праге — и поджигает себя. Осознанно. В знак протеста против того, как наши танки и войска Варшавского договора вломились в Чехословакию. Три дня агонии в больнице, а потом смерть... И ведь власти тут же начали городить чушь — мол, «несчастный случай»