Михал Калета

В Гданьске, на чердаке облупившегося дома на ул. Длугой, Марек Войчик, бывший учитель истории, вытирает пот со лба и достает из-под разбитого сундука папку с письмами XIV века. Внизу гремит трамвай №8, а его соседка Зофья, рыжая журналистка из «Gazeta Wyborcza», щурится при свете люстры: «Ты понял, что это? Смотри — здесь речь о королевской печати Ягайло… и карта. Там, где сейчас Бяловежская
Франтишек, кочегар на полуразрушенной железнодорожной станции под Белостоком, каждое утро поправлял ржавый котелок на голове, прежде чем растапливать печь. Его жена Зофья, с обветренными руками от стирки солдатского белья, нашла в подвале их дома еврейскую девушку Ханю — та пряталась за бочкой с квашеной капустой, обмотав лицо шалью с выгоревшими узорами. «Она до весны, не дольше», — буркнул
Марек, вернувшись в родную деревню после смерти отца, находит в старом доме коробку с письмами на польском и немецком. На конвертах — пятна плесени, адрес: *ul. Topolowa 17, Bagnisko*. В местном баре *Pod Łosiem* официантка Кася, щурясь от сигаретного дыма, бросает: «Твой старик каждую пятницу пил тут пиво, один, у окна». В сарае засохшая краска на стенах — детские ростки, даты: 1983, 1989, 1991.