Владимир Прудников

Кирилл очнулся в больнице с пустотой в голове — последствия ДТП на Литейном мосту. В кармане куртки нашел ключ от неизвестной квартиры и смятый чек из кафе «Старый причал», где работает Лиза — девушка в зеленом фартуке, которая принесла ему кофе со словами: *«Ты третий день заказываешь эспрессо и пялишься в окно. Ищешь кого?»* Врач в грязном халате сказал, что выписку оформят только после оплаты, но кошелек Кирилла исчез. Лиза, пряча глаза, сунула ему конверт с деньгами: *«Вернешь, когда
Лида, медсестра из захолустной поликлиники в сибирской деревне, каждое утро протирала спиртом треснувший стол в процедурном кабинете. За окном — ржавый забор, за ним валялись пустые бутылки из-под самогона. Ее брат Иван, худой и молчаливый, возился с ульями на окраине села, где земля пахла дымом и хвоей. Он говорил Лиде, разбирая соты: *«Пчелы злее становятся… Чуют, что землю нашу продали»*. В кармане у него лежала потрепанная бумажка — договор аренды участка, который теперь оспаривал местный
Лена, тридцати двух, работает в типографии за ТТК — режет листы ризографом, пахнет краской и пылью. Саша, её муж, водит такси по ночам, спит днём на раскладушке в прихожей. Они живут в хрущёвке на окраине: треснутый унитаз, пятна от чая на столешнице. Утром Лена находит в раковине окурки, тычет в него резиновой перчаткой: «Ты опять курил здесь?» Саша, не открывая глаз, бурчит: «Не придумывай. Может, соседи через вентиляцию». Она молча ставит кастрюлю борща на холодную плиту. Через неделю Лена
Анна, скрипачка с потёртым футляром от дедовской скрипки, каждое утро пробиралась через толпу туристов на Литейном проспекте, чтобы успеть на репетицию в консерваторский зал с треснувшей лепниной. Дмитрий, инженер-акустик в очках со следами клея на дужке, возился с микрофонами под сценой, пытаясь убрать эхо от мраморных колонн. «Твой ми-бемоль звучит как пробуксовка трамвая на мостовой», — бросил он, поднимая голову, когда Анна в сотый раз повторяла пассаж из Чайковского. Она фыркнула,