Рой Миллер

Лирон, 19 лет, каждое утро поправляла красно-бежовый берет, цеплявшийся за короткие рыжие волосы, пока патрулировала променад Хайфы. Запах жареных баклажанов из кафе «Абу Юсеф» смешивался с солёным ветром. «Ты опять в дозоре?» — крикнула Тамар, её соседка по общежитию, вытирая руки о пыльный фартук. В рюкзаке у неё лежали черепки с раскопок в Мегиддо. «Смотри, что нашла вчера», — протянула синий амулет с трещиной. Лирон перевернула его — на обороте проступили буквы на палеоеврейском: «Ц-Р-Х»,
Лирон, парень из хайфских рабочих кварталов, в пятницу вечером мажется машинным маслом, пытаясь починить «Мерседес» 1992 года в гараже отца. Его зовут на свадьбу кузена — надевает единственные джинсы без дыр, пахнет бензином. В зале с пластиковыми стульями замечает Ноа: она в платье с нашитыми стразами, курит за углом, пряча сигареты от матери. «Танцуешь касетот?» — спрашивает он, пока ее подружки шепчутся про «лояльного парня из автосервиса». Она смеется: «Если не сломаешь мне ноги». После
Лея Шарон, 27 лет, переделывает под пекарню гараж в районе Флорентин. Утром замешивает тесто для бурекасов, слушая крики чаек с порта. В углу — дедовский миксер с облупленной краской. Заходит Томас Браун, немецкий кондитер с чемоданом образцов мака: «У вас тут масло в тесте — преступление. Маргарин держит слои». Лея вытирает руки о фартук с пятном от тахини: «Финики из Эйн-Геди лучше ваших эрзац-начинок». Он крадет со стола горсть кунжута — проверяет зубами на свежесть. Через неделю Томас тащит