Пелин Озтекин

Эда, в потёртых джинсах и с отслоившимся лаком на ногтях, протирала столики в кафе на окраине Стамбула, когда услышала грохот стройки за углом. Её отец, Али, чинил треснувший каблук у входа, ворча на шум: «Опять эти богачи сносят историю ради стеклянных коробок». На крыше полуразрушенного здания, где её семья хранила старые ковры и банки с оливками, Эда обнаружила Серкана в белой рубашке, заляпанной краской. Он измерял периметр рулеткой, не замечая, как наступил на её альбом с эскизами платьев.
Эмир, пятнадцатилетний парень из района Фатих, нашел Халида, сирийского подростка, в своей комнате. Тот сидел на краю кровати, разглядывая трещину на стене в форме полумесяца. "Почему он спит в моей постели?" — Эмир шипел матери на кухне, пока та разливала кофе в медные чашки. "Он не спал три дня, сынок. У него нет даже сумки, только эта тетрадь с рисунками," — ответила она, поправляя платок на голове. За окном кричали чайки, а с балкона, где сушились ковры, доносился запах
Элиф, 19 лет, каждое утро перебирала струны саза в тесной комнатке над кафе «Халич» в районе Кадыкёй. В окно врывался запах жареных каштанов с улицы Истикляль, а соседский кот таскал куски симита из её сумки. «Опять не спишь?» — хрипел Джем, владелец кафе, задвигая стул с скрипом. Он, бывший ударник, теперь чинил старые граммофоны и ворчал на клиентов, заказывающих ракы без закуски. По вечерам Элиф играла для посетителей — студенты с ноутбуками, старики в клетчатых пиджаках, туристы, путавшие