Дэвид Кершоу

Эдмунд, худощавый наборщик в лондонской типографии, каждое утро поправлял очки, заляпанные свинцовой пылью. В кармане его вытертого пиджака лежала потрепанная тетрадь со стихами, которые он читал только Джеку — другу детства, вернувшемуся из Сиднея с шрамами от парусов на ладонях. «Твои строчки — как те бутылки, что мы бросали в Темзу, — сказал Джек, разминая пальцы после разгрузки ящиков в доке. — Стекло бьётся о камни, а послание уплывает». По вечерам они сидели в «Устрице и якоре», где
Мартин, худощавый юноша в потёртом пиджаке, тайком пробирался в лондонский книжный магазин «Уиллоуби», пряча под мышкой пачку исписанных листков. За прилавком Эмили, дочь владельца, щурилась в газету, поправляя очки. «Опять про штрафы за парковку?» — бросил он, разглядывая полки с французскими романами. Она фыркнула: «Лучше бы о твоих стихах напечатали. Папаша опять в порту — ищет ту самую книгу про кибернетику». Мартин достал из кармана смятый чертёж механической руки — детали заказал у