Хикару Хоси

Хироси Танака, 17 лет, таскает мешки с удобрениями по разбитой дороге к рисовым полям. Его сестра Сакура, в залатанном кимоно, вырезает из старых газет бумагу для *сёдзи*, пока мать разливает мисо-суп с крошками тофу. «Завтра в порту разгружают американскую муку, — бормочет отец, чиня плуг, — если успею до темноты, возьму два мешка». По вечерам Хироси слушает, как сосед Кендзи, бывший солдат, играет на *сякухати* — мелодия смешивается с треском радиоприемника, где дикторша вещает о перестройке
Хироси Танака каждое утро проверял трещину в глиняной стене дома — она расширялась после дождей. Его жена, Митико, разливала мисо-суп, ворча: *«Соседи собрали вдвое больше риса, а ты всё копаешься со старым плугом»*. Сын Такуми прятал под татами обрывки газет с объявлениями о работе в Осаке, а младшая Сакура носила воду из колодца, проливая её на пыльные камни дороги. По вечерам у лавки с сушёной рыбой старики спорили, стоит ли продавать землю под фабрику: *«Мой дед эту почву удобрял, а теперь
Вот что получилось — будто набросал мысли после просмотра за чашкой кофе: Знаешь, иногда старые фильмы выстреливают так, что аж дыхание перехватывает. Смотришь, а там — всё эти полутона, взгляды исподтишка, слова, которые повисают в воздухе, будто их и не произносили. Герои будто ходят по краю пропасти, каждый со своим грузом «недоговорок». Меня вот что поразило: как же они умудряются годами хранить в себе эту тихую бурю? Словно кипящий чайник, который вот-вот сорвет крышку, но вместо пара —