Валерий Ли

Марта заворачивает клиенту коробку с валерьянкой, пальцы липнут от скотча. "С похмелья?" — бросает через прилавок, не глядя. Мужчина в помятом плаще хрипит: "Жена нервничает". В подсобке она рвёт конверт с печатью из Покровского — бабка Галина пишет карандашом: *"Дом продавать надо, а я ноги отнялись. Приезжай, пока баня не развалилась"*. Автобус в деревню пахнет соляркой и мокрым картоном. Марта щёлкает семечки, стуча зубами от холода — трещина на стекле рисует
Марта копошится в питерской мастерской на пятом этаже хрущёвки. За окном — промозглый ноябрь, батареи еле греют. На полу валяются тюбики с засохшей охрой, под столом завалялась пачка «Беломора». Лида, соседка снизу, стучит в дверь с остывшими пирогами: «С ума сойти, опять в пальтеце ходишь? Купи себе нормальную куртку!» Марта пожимает плечами, разминая затекшую кисть: «Зато руки свободные. Рисовать мешает». Утром приходит письмо из глухой деревни под Новгородом — умерла тётка, оставила
Вот, представляешь, идешь себе по улице — солнце слепит, асфальт плавится, вроде всё окей. И тут бац — лезешь в эту подземку, а там будто в другую реальность нырнул. Темнота, лампы мигают, пахнет сыростью и чужими жизнями. Кто-то на гитаре бренчит, старуха газетами машет, мужик с носками — прям мини-город в городе. Задержишься на минутку, и кажется, будто обратной дороги нет. Жутковато даже, правда? А ведь некоторые проскакивают это всё на автомате — шаг-два, и снова на поверхности. Солнце,