Хонока Яхаги

В токийском районе Каппабаси, 34-летний Такуми Накамура реставрирует потёртую картину эпохи Мэйдзи в своей мастерской, заваленной банками с кобальтовой синью и пачками сигарет «Peace». Под слоем лака он обнаруживает мазки ультрамарина, который в Японии XIX века не производили. «Откуда тут ляпис-лазурь?» — бормочет он, доставая лупу с потёртой оправой. На обороте холста проступают цифры «27-8-4»,
Харуто и Юи росли в одном квартале, где каждый третий дом знал, как Юи прятала за ухом карандаш во время подготовки к экзаменам под вишней у школы. «Ты опять забыла перчатки», — бросал Харуто, снимая свои потёртые чёрные варежки, пока они ждали автобус на углу улицы с автоматом с газировкой. Его отец работал на рыбном рынке, и запах соли доносился даже с ранцем, когда он вытаскивал тетрадь с