Катя чинит джинсы на коленке, пока Оля щелкает пультом от старого телевизора. За окном хрипит трамвай №18 — он каждый вечер застревает у их общежития на Подоле. «Опять свет вырубили», — бормочет Оля, доставая из сумки фонарик с треснутым стеклом. Под кроватью у Кати спрятан нож с обмоткой из изоленты — подарок брата-срочника. Они нашли вчера в мусорке за «Арсеналом» окровавленную косынку с вышитыми инициалами «Л.С.». Оля гуглит на разряженном телефоне пропавших за месяц: Лидия Семенчук, 19 лет,
Марина, 23 года, протирает стойку в кофейне «Вертикаль» возле метро Левобережная. Андрей, 45, в мятом пиджаке, заказывает двойной эспрессо. Его папка с чертежами новостроек на Подоле падает на пол. «У вас руки дрожат?» — спрашивает он, поднимая рассыпанные салфетки. Она краснеет, путает заказ, вместо сахара кладет соль. После смены он ждет её у служебного входа: «Пойдёте гулять? Я вон там, за киоском с чебуреками». Они ходят вдоль Днепра, спорят о Бродском. Он цитирует «Ниоткуда с любовью», она
Вика задерживается у офисного принтера, края её блейзера запачканы тонером. В «Львівській майстерні» она тычет пальцем в экран ноутбука, пока Саша рисует на салфетке смешного кота с усами из пенки. «Опять эти заказчики хотят логотип «поживее» — ворчит Вика, разминая затекшую шею. — «Как будто я им аквариум проектирую». Саша смеётся, пододвигает ей круассан: «Съешь, а то опять до вечера на кофе продержишься». За окном маршрутки гудят, запах жареного миндаля с лотка смешивается с ароматом
Катя, студентка-биолог из Киева, каждое утро протискивается в маршрутку №520 возле станции метро «Оболонь», поправляя рюкзак с конспектами и банкой домашнего компота. В общаге на улице Героев Днепра её соседка Настя вечно забывает выключить кипятильник, из-за чего в коридоре пахнет горелым пластиком. По четвергам Катя встречается с Максимом, который работает тестировщиком в стартапе на Подоле. «Опять сломалась кофемашина, — бурчит он, вытирая пролитый эспрессо салфеткой с логотипом коворкинга.
Артем Бойко, в кожаной куртке с оторванной пуговицей, сидел на кухне пентхауса над Майданом, пересчитывая пачки гривен. Дым от сигареты «Примы» смешивался с запахом холодного борща из пластикового контейнера — обед привезла тетя Люда, бывшая няня. «Смотри, там опять фото твоего отца в газете, — тыкнул пальцем Максим, его друг с облезлым тату дракона на шее. — Типа, «несчастный случай» на яхте. Ты реально поверил, что сам упал?» Артем молча сунул пачку денег в рюкзак с выцветшим логотипом «Ліцей
Оксана, упаковщица на кондитерской фабрике, каждое утро протирала станок тряпкой, пропитанной запахом жженого сахара. Ее сын Артем, тринадцатилетний двоечник, прятал дневник под диванную подушку, зная, что после смены мать проверит оценки. "Опять контрольную завалил?" — она швыряла на стол связку ключей, оставляя царапины на пластике. Николай, владелец фабрики, в это время спорил в кабинете с женой Ириной: "Ты хочешь новую шубу? Тогда пусть твой брат перестанет воровать
В киевской хрущевке Анна разогревает борщ, пока мобильный Виктора трещит в кармане куртки. Она достает телефон, видит смс от Оксаны: *«Отчет готов. Задержимся на час»*. На столе в прихожей валяется счет за коммуналку — 876 гривен. Когда Виктор приходит в десять, пахнущий типографской краской (он печатал презентацию для завода «Электросила»), Анна швыряет в него мокрым полотенцем: «Ты мне три дня назад клялся, что с премией закроем долг!» Он молча включает телевизор, где рекламируют кредиты под
Оксана, девятнадцати лет, сбегает из села Глибока Долина в Киев, бросив мать Марию, которая каждое утро доит корову в стареньком халате. В городе она устраивается на консервный завод, спит в общежитии с протекающим краном и соседкой Людкой, вечно жалующейся на зарплату. «Ты думала, тут золото гребут?» — хрипит Людка, закуривая у окна. Оксана тайком пишет матери открытки, но выбрасывает их, представив, как та ворчит: «Бросила нас ради этих банок с горохом». На заводе она замечает Николая,
Савелий, худощавый мужчина с постоянно запыленными очками, копается в теплице на окраине приграничного городка. Его соседка Марфа, бывшая учительница, приносит банку соленых огурцов: «Опять на голодный желудок возишься? Дай хоть картошку подсажу». По вечерам он тайком чинит разбитую лавочку у заброшенной школы, где десять лет назад пропала местная девочка Катя. В кармане – смятая записка с цифрами, найденная под плиткой в оранжерее. Лена, студентка-архитектор из Харькова, снимает комнату у
Маркус чинит старый микроавтобус во дворе рижской хрущёвки, пахнущем рыбой с утреннего рынка. Мать кричит из кухни: «Опять везешь эти ящики в порт? Деньги сами не придут!» Он молча затягивается «Петром I», бросает ключи на пластиковый стол. Через неделю — Одесса: контейнеры, чайки, таможенник в потёртой форме тычет пальцем в просроченную визу. «Ты что, слепой? Здесь же штамп от 15-го!» — Маркус хрипит, сжимая папку с договорами на поставку древесины. Вечером звонит сестре в Даугавпилс: «Лина,
Алексей, затянутый в старую футболку с пятном от компота, ковырял в раковине ванной — кран снова тек. "Ты ж как мужик, Максим, должен гайки крутить, а не в телефоне тырить!" — крикнул он соседу, который в коридоре пытался собрать коляску для младшей дочки. "Сам ты гайка, — буркнул Максим, роняя отвертку на линолеум. — У меня тут инструкция по-китайски, как будто я в Шаолине мебель собираю". На кухне Виталик, обложенный пачками пельменей "Полтава", гуглил "как
В заброшенной школе под Донецком Алина Коваленко, 23 года, чистит ствол винтовки Драгунова тряпкой, пропитанной машинным маслом. За окном — запах гари от горящего шинного завода, где укрываются сепаратисты. Ее напарник, Янис Витолс (бывший лесник из Риги), щелкает счетчиком патронов: «Осталось 13. Вчерашний промах — из-за порыва ветра с востока, не учел». Алина молча поправляет шерстяную повязку на левой руке — под ней шрам от осколка миномета. По рации трещит голос капитана: «Ждите сигнала.
Оксана, фармацевт в местной аптеке с потрескавшейся вывеской, каждое утро раскладывает коробки цитрамона и валерьянки под мерцание ламп дневного света. За прилавком — разговоры с пенсионерками о подорожании лекарств: «Лидокаин опять на десять гривен дороже, бабуль, простите уж», — бормочет она, закручивая крышку на банке с ватой. В это время Андрей, учитель истории в поношенном пиджаке, разбирает в учительской тетради с сочинением про Переяславскую раду, попивая кофе из жестяной кружки с
Вот Наташка — девчонка хоть куда: симпатичная, с огоньком в глазах и характером, который любые стены прошибет. Только получила аттестат — и тут же рванула из своей Халатовки в Москву, даже не оглянулась. Ну а куда? Мечтает же, как сумасшедшая, стать крутым косметологом! Говорит, у неё «призвание — людей красивыми делать» — и ведь веришь, глядя, как она этими щипцами для завивки с пятого класса орудовала. Соседи в её деревне только ахали: то бабушке стрижку модную сделает, то подружкам брови
Вот, представляешь, жил-был парень по кличке Кактус. Да, Кактус – прозвище, а в паспорте у него скучное «Дима». Ну обычный такой чувак, но с изюминкой – влюбился по уши в Ленку, соседскую красотку. С первого взгляда, как в плохом сериале. Знакомо, да? История как из жизни… Но не всё так гладко. Выяснилось, что Лена крутит роман с Олегом – сынком местного прокурора. Ну тот ещё типчик – папины деньги, мажорная походка, весь в папу-змею. А папаша Олега, кстати, оказался редкостной гадиной – начал
Знаешь, есть такие моменты в жизни, после которых уже не вернешься к тому, что было. Как будто перешагнул невидимую черту — и всё, привет, новая реальность. Вот и у героев этой истории каждый свой Рубикон перешел. А главный тут — профессор Родин. Представь: похоронил жену и дочь, замкнулся в себе, как ракушка. Даже работу бросил — операционный стол теперь для него как чужая планета. Живет в тишине, будто время остановилось. Но тут появляется Герман, его друг-детектив. Настоящий упрямец! Толкает
Вот представь: обычный день, обычная дорога — и вдруг страшная авария. Девушку Ирину привозят в больницу едва живую. Врачи там, говорят, чуть ли не на пальцах объясняли родителям: шансов мало, нужна кровь прямо сейчас, иначе конец. И тут эта Оля, медсестричка — молодая, сама жизнь в глазах — вызвалась быть донором. Ну героиня, да? А в итоге... Сама на операционном столе осталась. Вот так поворот, да? Ирина-то выкарабкалась, а Оля — нет. Жуть какая. И самое дикое — родители Иры как сговорились: