В центре сюжета находится женщина, чья жизнь казалась идеальной: успешная карьера, любящий муж и двое детей, каждый из которых был источником гордости и радости. Однако, за внешним фасадом благополучия скрывалась тайная боль, которая однажды прорвалась наружу, разрушив все, что было ей дорого. Когда ее дочь исчезает без следа, привычный мир рушится, оставляя героиню в хаосе вопросов без ответов и
Бахадыр, бывший военный с шрамом над бровью, возвращается в приморский городок после десяти лет службы. На рыбном рынке, где пахнет льдом и водорослями, он сталкивается с Ниха́н — журналисткой в поношенных кедах, которая ищет сестру. «Твой отец, Мурат-ага, продавал тут кальмаров. Помнишь, как он ругался с таможенниками?» — спрашивает она, перебирая старые записи в блокноте. Бахадыр молчит,
Эмир, 22 года, таскает коробки с дешёвыми наушниками в крохотном магазине электроники в районе Фатих. Отец — Али, бывший таксист — кашляет за ширмой в подсобке, где они спят на матрасах. По вечерам Лейла, соседка с третьего этажа, стучит в дверь: *"Опять лапшу? Я тебе долму принесла, мама наготовила"*. Она учит турецкую литературу в университете, но трижды в неделю моет полы в кафе у
Лейла моет полы в кафе у вокзала Сиркеджи, пока ее брат Эмир сидит за угловым столиком, кашляя в платок с коричневыми пятнами. Она прячет от него счета за лечение — ципрофлоксацин, амброксол, цены растут как грибы после дождя. Мурат, их отец, три дня не появляется дома. Вчера двое в кожанках ввалились в кафе, перевернули банку с чаевыми: «Скажи папочке, что если не вернет 150 тысяч лир к пятнице,
Эмир, плотник с обветренными руками, каждое утро покупал симит у продавца с тележкой возле паромной пристани в Ускюдаре. Лейла, медсестра из клиники на улице Истикляль, в тот дождливый вторник опоздала на паром — ее бежевый платок промок, а сумка с аптечными бинтами порвалась. *"Берешься починить?"* — она протянула Эмиру кожаную лямку, пока он вытирал кофе с рукава. Через неделю он
Эйлуль, 17 лет, в рваной куртке с пятнами машинного масла, тайком выносит из гаража отца в районе Кадыкёй старые аккумуляторы. Отец, Али, уже месяц не платит за аренду, банкиры в костюмах-тройках приходят каждую среду. «Брось это, пока тебя не пристрелили, как пса», — шипит его друг Джем, переминаясь у забора с граффити *Galatasaray*. Ночью они пытаются ограбить склад стройматериалов у Босфора,
Вот, смотри: представь, как это — знать, что твоего отца оклеветали, а ты однажды просыпаешься с мыслью: "Так, ребята, вы вообще поняли, с кем связались?" Вот она — не какая-то там супергероиня, а обычная девчонка, которая ввязывается в опасную игру. Сначала думаешь: "Ну, найду пару улик, и все само рассосется". Ан нет! Чем глубже лезешь, тем яснее — тут не просто подстава, а
Знаешь, иногда истории цепляют не масштабом, а вот такими камерными сюжетами. Представь: 1941-й, где-то на окраине войны двое парней — Рюштю и Музаффер — задыхаются в пыльном шахтёрском городке. Современный, говорят, городок. Ну да, бетонные коробки вместо домов, запах угля вместо сирени. А эти двое — поэты, между прочим! — кашляют кровью да спорят о рифмах в перерывах между приступами. Смешно,
Знаешь, иногда кино цепляет так, будто тебе в руки сунули чью-то пожелтевшую тетрадь из прошлого. Вот смотришь — а там история про мальчишку, которому пришлось в десять лет увидеть то, что и взрослому не пожелаешь. 1923 год, греки с турками, насильно гонят людей туда-сюда… А камера — будто его глазами: вот пыльные дороги, плачущие женщины, и всё это через призму детского «почему?». Режиссер,